Темный карнавал

После чего прислонился к мраморному столу, за которым работал над телом, и начал смеяться.

– Ради всего святого, не спрашивайте меня об этом! – сказал он сквозь смех – Посмотрите на меня поближе. Вы меня узнаете?

Джонн насторожился.

– Конечно. Ты – Бион Эллиот, брат Сеси!

– Нет, – покачал головой похоронщик. – Я – Кузен Ральф, мясник! Да-да, мясник. – Он постучал себя по голове. – Здесь, внутри, где надо, я – Ральф. Еще минуту назад я копался в своем холодильнике в мясной лавке, как вдруг у меня внутри оказалась Сеси. Просто зашла за моим мозгом – как соседка за солью. И тут же перенесла меня сюда и засунула в тело Биона. Бедняга Бион! Но какова шутка!

– Ты… ты не Бион!

– Именно так, любезный Дядя Джонн. Я думаю, Биона Сеси поместила в мое тело! Чувствуете, в чем тут юмор? Одна мясорубка – на другую? Один торговец охлажденным мясом – заместо другого? А? – Он затрясся от смеха. – Ох уж эта Сеси, ох, шалунья! – Он вытер счастливые слезы. – Стою здесь уже минут пять и не знаю, как что делать. Вы не разбираетесь? Это же не очень трудно. Не намного труднее, чем нарубить мяса для жаркого… Ох, чует мое сердце, Бион будет вне себя. Профессиональная гордость, все такое. Вернет же Сеси нас в конце концов по местам. А Бион не из тех, кто позволяет над собой шутить!

Джонн выглядел растерянным.

– Выходит, даже вы не можете контролировать Сеси?

– О чем вы. Она делает то, что делает. Мы тут беспомощны.

Джонн направился к двери.

– Я должен, должен как-то ее найти, – пробормотал он. – Если она смогла сделать такое с вами, представьте, как бы она могла помочь мне, если бы захотела…

Колокола звенели в ушах все громче. Краем глаза он заметил какое-то движение. Он обернулся и ахнул.

Тело, лежавшее на столе, было проткнуто кедровым колом.

– До свиданья, – сказал похоронщик, обращаясь к хлопнувшей двери.

И прислушался к удаляющемуся топоту убегающих ног.

Человек, который, шатаясь, вошел в полицейский участок в пять часов вечера, едва держался на ногах. Его голос срывался в шепот, его трясло, как будто он принял яд. Он не был больше похож на Дядю Джонна. Колокола звонили все время, все время звонили, он видел проткнутых кольями людей, которые шли за ним и исчезали всякий раз, когда он оборачивался, чтобы на них посмотреть.

Шериф оторвался от чтения журнала, тыльной стороной руки (странным образом походившей на клешню) вытер темно-рыжие усы, спустил ноги с обшарпанного стола и теперь ждал, когда Дядя Джонн заговорит.

– Я хочу сообщить вам о семье, которая здесь живет, – шепотом, прищурившись, сказал Дядя Джонн, – это порочная семья, они живут по фальшивым документам.

Шериф откашлялся.

– Как фамилия этой семьи?

Дядя Джонн замер.

– Что?

– Как фамилия этой семьи? – повторил шериф.

– Ваш голос, – сказал Джонн.

– А что с моим голосом? – спросил шериф.

– Какой-то очень знакомый… – сказал Джонн. – Как у…

– Как у кого? – спросил шериф.

– Как у Матери Сеси! Вот на кого похож этот голос!

– Да что вы, – сказал шериф.

– Вот кто у вас внутри! Сеси и вас изменила – так же, как она изменила Ральфа и Биона! Значит, я не могу докладывать вам сейчас о Семье! Вряд ли это имело бы смысл!

– Пожалуй, да, вряд ли, – холодно заметил шериф.

– Черт! Семья меня обошла! – Дядя Джонн сорвался в крик.

– Похоже на то, – сказал шериф, смачивая карандаш языком и принимаясь за новый кроссворд, – что ж, хорошего вам дня, Джонн Эллиот.

– А?

– Я сказал – хорошего дня.

– Да-да, хорошего дня, – Джонн стоял у стола, прислушиваясь. – Вы… вы что-нибудь слышите?

Шериф прислушался.

– Сверчков?

– Нет.

– Лягушек?

– Нет, – сказал Дядя Джонн. – Колокола. Просто колокола. Церковные колокола. Колокольный звон, который такие люди, как я, терпеть не могут. Церковные колокола.

Шериф прислушался.

– Нет. Не могу сказать, что я их слышу. Кстати, будьте поосторожней с этой дверью, она сильно хлопает.

Дверь в комнату Сеси с грохотом распахнулась, туда ввалился Дядя Джонн. На кровати лежало безмолвное и неподвижное тело Сеси. Ровно в тот момент, когда Джонн схватил Сеси за руку, сзади на него набросилась ее Мать. Она стала бить его по голове и по плечам и била до тех пор, пока не отогнала от кровати.

Мир заполнился звуками колоколов. В глазах у него потемнело. Он обхватил Мать руками, он изо всех сил закусывал губы, чтобы сдержаться, но они все равно разжались в судорожном вздохе, а из глаз брызнули слезы.

– Пожалуйста, прошу вас, скажите ей, чтобы она вернулась, – говорил он, – простите меня. Я больше не хочу никому причинять боль…

– Ступай вниз и жди ее там! – прокричала ему Мать, прорываясь сквозь звон колоколов.

– Я вас не слышу, – крикнул он еще громче. – Моя голова… – Он прижал руки к ушам. – Слишком громко. Я больше не могу. – Он покачнулся. – Если бы я только знал, где Сеси…

А потом он просто и спокойно достал складной перочинный нож и раскрыл его.

– Больше не могу… – сказал он.

И прежде, чем Мать успела сдвинуться с места, Джонн упал на пол с ножом в сердце. Он лежал, и кровь струйкой стекала у него изо рта, ботинки безжизненно смотрели друг на друга, один глаз был закрыт, а другой широко раскрылся, обнажив белок.