Вдруг он услышал, как дверь спальни приоткрылась.
За ней никого не было. Как и не было никаких причин, чтобы она открывалась. Ветер стих и больше не подавал признаков жизни.
Он ждал. Кажется, он пролежал без сна в темноте не меньше часа.
И потом наверху в детской раздался плач ребенка – далекий, как маленький метеор, умирающий в бескрайней чернильной бездне космоса.
Тихий, одинокий звук среди звезд и темноты. И дыхание женщины у него объятиях. И ветер, который снова пустился в пляс по деревьям.
Лейбер досчитал до пятидесяти. Плач не прекращался.
В конце концов, осторожно выбравшись из объятий Элис, он слез с кровати, надел тапки, халат и на цыпочках вышел из комнаты.
Мысли устало ворочались в его голове. Надо пойти вниз, подогреть молоко и отнести наверх, а потом…
Чернота лестницы вдруг ушла у него из-под ног. Нога соскользнула и провалилась. Он поскользнулся на чем-то мягком – и стал падать в пустоту. Ему удалось выбросить руки вперед, он судорожно вцепился в перила, и его тело прекратило падение. Он удержался. И выру-гался.
«Что-то мягкое», на чем у него поскользнулась нога, прошуршало несколько ступенек вниз и с мягким стуком остановилось. В голове звенело. Сердце застряло где-то у основания горла и колотилось там, пульсируя болью.
Что за привычка разбрасывать вещи по всему дому… Он осторожно нащупал пальцами предмет, который чуть не сбросил его вниз головой с лестницы.
Его рука вздрогнула и застыла. У него перехватило дыхание. И почти перестало биться сердце.
В руке у него была игрушка. Дурацкая здоровенная тряпичная кукла, которую он ради шутки купил для…
Для ребенка.
На следующий день Элис отвозила его на работу.
На полпути к центру города она притормозила, подъехала к тротуару и остановила машину. Потом повернулась на сиденье и посмотрела на мужа.
– Я хочу поехать в отпуск. Не знаю, можешь ли ты сейчас ехать, дорогой, но если нет, пожалуйста, отпусти меня одну. Мы ведь наверняка сможем найти кого-нибудь, кто позаботится о ребенке. Мне просто нужно уехать. Я думала, что у меня все прошло… ну, это чувство. Но оно не прошло. Я не могу находиться с ним в одной комнате. И он тоже смотрит на меня так, как будто ненавидит. Я не знаю, что это значит. Но я точно знаю, что мне надо уехать. Пока ничего не случилось.
Он вышел со своей стороны, обошел машину, жестом предложил ей передвинуться и сел за руль.
– Все, что тебе нужно, – это обратиться к хорошему психиатру. И если он скажет, что тебе пора в отпуск, значит, надо ехать. Так не может больше продолжаться, мне самому уже плохо от всего этого. – Он включил зажигание. – Давай сам поведу, а ты посиди.
Всю дорогу она сидела, опустив голову и с трудом сдерживая слезы. Когда они подъехали к зданию его офиса, она подняла голову.
– Хорошо, Дэвид, – сказала она, – запиши меня на прием. Я съезжу куда надо и поговорю с кем угодно.
Он поцеловал ее.
– Вот это разумное решение, леди. Сможешь сама доехать до дома?
– Ну, конечно, что за вопрос.
– Тогда увидимся за ужином. Езжай осторожно.
– А когда я ездила не осторожно?
– Ладно, пока.
Он стоял на обочине и смотрел, как она отъезжает, как блестят, разлетаясь на ветру, ее длинные темные волосы. Уже через минуту он был наверху. Позвонил Джефферсу и договорился о встрече с надежным психоневрологом. Наконец-то.
Рабочий день не задался. Все валилось у него из рук. Везде, куда бы он ни бросил взгляд, ему мерещилась Элис. Ему как будто передался ее страх. Она убедила его, что с ребенком что-то не в порядке.
Весь день он диктовал какие-то длинные дежурные письма. Спускался регистрировать грузы. Долго по очереди анкетировал продавцов, а они все не кончались и не кончались. К концу дня он был как выжатый лимон. Голова гудела. Безумно хотелось домой.
Спускаясь в лифте, он думал о той игрушке, о тряпичной кукле, о которую он споткнулся вчера вечером на лестнице. Может, надо рассказать о ней Элис? Ну да, и это уж точно доведет ее до истерики! Нет, никогда и ни за что в жизни он ей ничего не расскажет. В конце концов, это был просто несчастный случай.
Когда он ехал в такси домой, в небе еще теплился день. Расплатившись с водителем у Брентвуд-плейс, он медленно пошел по бетонной дорожке, наслаждаясь остатками солнца в небе и на деревьях. Белый колониальный фасад дома показался ему неестественно тихим и необитаемым, но потом он вспомнил, что сегодня четверг и у работников, которых они позволяли себе время от времени нанимать, свободный день. У домработницы тоже выходной, и значит, им с Элис надо либо готовить ужин самим, либо питаться где-нибудь на Стрипе[23]
.Он сделал глубокий вдох. За домом пела какая-то птичка. В соседнем квартале, на бульваре, гудели машины. Он повернул ключ в замке. Ручка, смазанная маслом, бесшумно повернулась под его пальцами.
Дверь открылась. Он вошел, положил шляпу и портфель на стул, начал уже снимать пальто, как вдруг взгляд его упал на лестницу.
Закатный свет, бивший в окно верхнего этажа, просвечивал ее сверху донизу и у подножия превращался в яркое цветное пятно. Там, растянувшись в нелепой позе, лежала тряпичная кукла.