Читаем Темный карнавал полностью

The Handler

Кукловод

Мистер Бенедикт вышел на крыльцо своего домика и стоял там, мучительно стесняясь солнца и собственной неполноценности. Мимо пробежала собачка. У нее были такие умные глаза, что мистер Бенедикт невольно потупил взгляд. В кованую решетку ворот церковного кладбища заглянул какой-то ребенок – и мистер Дж. Бенедикт сразу попал в сети его праздно-дотошного детского любопытства.

– Вы – похоронщик, – сказал ребенок.

Внутренне съежившись, мистер Бенедикт промолчал.

– Это ваша церковь? – спросил ребенок.

– Да, – сказал мистер Бенедикт.

– А похоронное бюро?

– Да, – смущенно ответил мистер Бенедикт.

– И садик, и памятники, и могилки? – не унимался ребенок.

– Да, – с некоторой гордостью в голосе сказал мистер Бенедикт.

Он не кривил душой. Это было настоящее чудо. Невероятно удачный бизнес, благодаря которому в течение долгих лет все его вечера были заполнены делом. Ему сказочно повезло. Сначала, когда в город переехали баптисты, он основал церковь и церковный погост с несколькими могилами, покрытыми зеленым мхом. Затем он построил себе прекрасный маленький морг (разумеется, в готическом стиле) и увил его плющом. Ну а потом пристроил маленький домик для себя, на задней стороне. Теперь, по мнению мистера Бенедикта, можно было умирать со всеми удобствами. В процессе обработки вас внутри зданий и за их пределами вам был гарантирован минимум неудобств и максимум комплексного благословения. «Без похоронных шествий!» – крупными буквами сообщали его рекламные объявления в утренней газете. «Из церкви в землю – быстрее ветра», «У нас самые лучшие консерванты!»

Ребенок продолжал глазеть на него, и под его взглядом мистер Бенедикт чувствовал себя свечой, пламя которой сдувает ветер. Эта была тотальная неполноценность. Все, что жило и двигалось, вселяло в него меланхолию и чувство вины. Мистер Бенедикт всегда со всеми соглашался, никогда ни с кем не спорил, ни на кого не кричал и никому не говорил «нет». Кем бы вы ни были, если мистер Бенедикт встречал вас на улице, его робкие безумные глазки заглядывали вам в ноздри, или смотрели на ваши уши, или изучали линию ваших волос, но никогда не смотрели вам прямо в глаза. Мистер Бенедикт держал вашу руку в своих холодных ладонях так, как будто ваша рука – какой-то драгоценный подарок, и говорил:

– Вы совершенно, бесповоротно, непререкаемо правы.

При этом, когда вы разговаривали с ним, было ощущение, что он не слышит ни единого вашего слова.

Вот и сейчас, стоя на крыльце, он сказал этому уставившемуся на него ребенку:

– А ты очень милый малыш! – только из-за того, что боялся, что может ему не понравиться.

Мистер Бенедикт спустился по ступенькам крыльца и вышел за ворота. Он ни разу не оглянулся на маленькое здание своего морга. Это удовольствие он приберегал на потом. Крайне важно, чтобы все шло в правильном порядке. Глупо и нерационально прямо сейчас начинать радостно думать о телах, ожидающих в морге его талантов. Нет, все должно идти своим чередом. Завязка, затем конфликт…

Он знал, куда надо идти, чтобы прийти в ярость. Добрую половину дня он проводил, перемещаясь по городку и позволяя всем кому не лень живым горожанам унижать себя, а себе – растворяться в собственной неполноценности, купаться в собственном поту и ощущать, как его сердце и мозг завязываются в трепещущие узлы. Он вел пустые, бессмысленные утренние разговоры с мистером Роджерсом, аптекарем. При этом бережно сохранял и запоминал все мелкие оскорбления и обиды, которые мистер Роджерс ему наносил. Вплоть до интонаций. «Ха-ха-ха», – смеялся мистер Бенедикт очередной шутке над собой, а сам в душе чуть не плакал от жалкого бессилия перед лицом жестокости.

– Ну что, по холодненькому? Или – по два? – сказал ему мистер Роджерс в то утро.

– По холодненькому, – ответил мистер Бенедикт. – Ха-ха-ха!

Выйдя из аптеки, мистер Бенедикт встретил мистера Стьювесанта, подрядчика. Мистер Стьювесант посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени он может потратить на Бенедикта, прежде чем отправится по своим делам.

– Привет, Бенедикт! – прокричал Стьювесант. – Как дела? Ну что – все зубы на полку сложил? Или еще не все? Ты что – оглох? Я говорю: «Все зубы на полку сложил? Или…»

– Да-да-да, – пробормотал себе под нос мистер Бенедикт, – а как ваши дела, мистер Стьювесант?

– Бенни, старина, а что это у тебя руки так похолодели? Да ты прямо весь дрожишь от холода. А, кажется, я понял: ты только что закончил бальзамировать фригидную женщину. Да? Ну, ничего, ничего. Бывает и хуже. Верно я говорю? – прогремел на всю улицу мистер Стьювесант, хлопнув его по спине.

– Верно, верно! – с блеклой улыбкой поддакнул мистер Бенедикт. – Хорошего вам дня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Брэдбери, Рэй. Сборники рассказов

Тёмный карнавал [переиздание]
Тёмный карнавал [переиздание]

Настоящая книга поистине уникальна — это самый первый сборник Брэдбери, с тех пор фактически не переиздававшийся, не доступный больше нигде в мире и ни на каком языке вот уже 60 лет! Отдельные рассказы из «Темного карнавала» (в том числе такие классические, как «Странница» и «Крошка-убийца», «Коса» и «Дядюшка Эйнар») перерабатывались и включались в более поздние сборники, однако переиздавать свой дебют в исходном виде Брэдбери категорически отказывался. Переубедить мэтра удалось ровно дважды: в 2001 году он согласился на коллекционное переиздание крошечным тиражом (снабженное несколькими предисловиями, авторским вводным комментарием к каждому рассказу и послесловием Клайва Баркера), немедленно также ставшее библиографической редкостью, а в 2008-м — на российское издание.

Рэй Брэдбери

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века