Темный карнавал

– Мистер Келли и мистер Террилл, – прочла она имена. – Значит, это не могилы? И мистер Келли и мистер Террилл не похоронены здесь? Вот видишь, Изабель, я же тебе говорила. Я тебе тысячу раз говорила.

– Нет, не говорила, – надулась Изабель.

– Преднамеренная ложь. – Мистер Ховард нетерпеливо постукивал тростью. – Фальсификация высшей пробы. Стыдно, мистер Арнольд, мистер Бауэрс. Чтоб больше этого не было, вы поняли?

– Да, сэр, – пробормотали мальчики.

– Повторите!

– Да, сэр, – снова ответили они.

И мистер Ховард стремительно зашагал по улице. Уильям Арнольд подождал, пока он скроется из виду, и сказал:

– Надеюсь, птичка не промахнется, когда будет какать ему на нос.

– Клара, ну давай дальше играть в «Яд», – с надеждой сказала Изабель.

Клара надулась.

– Нет, уже неинтересно. Я пошла домой.

– Я отравлен! – закричал Дональд Бауэрс, падая на землю и весело пуская пену изо рта. – Смотрите, я отравлен! А-а-а!

– Ну ты! – сердито взвизгнула Клара и убежала.

В субботу утром мистер Ховард выглянул из окна и выругался, увидев там Изабель Скелтон, которая делала мелом на тротуаре какие-то пометки, а потом скакала по ним, что-то монотонно и нараспев бубня себе под нос.

– А ну-ка прекратить!

Мистер Ховард вылетел на улицу и в порыве гнева едва не повалил Изабель на тротуар. Схватив ее, он сначала с силой ее встряхнул, а потом грозно навис над ней и над следами ее мелка.

– Я же просто играла в классики, – всхлипнула Изабель, закрывая глаза руками.

– Мне все равно, во что ты играла. Ты не должна здесь играть, – сказал он.

Нагнувшись, он стал стирать меловые линии своим носовым платком.

– Маленькая ведьма, – бормотал он, – пентаграммы, стишки, заклинания… Строит из себя невинную овечку. У-у, чертова кукла! – Он с трудом сдержался, чтобы ее не ударить.

Изабель с плачем убежала.

– Давай-давай, чеши отсюда! Дура малолетняя! – злобно крикнул он ей вслед. – Беги и расскажи своим подельничкам, что у тебя ничего не вышло. Придется им попробовать другой способ! Не на того напали. Вам не удастся обвести меня вокруг пальца!

Мистер Ховард вернулся в дом, налил себе крепкого бренди и выпил его до дна. Весь оставшийся день ему слышалось, как дети пинают банку, играют в «Энни-Энни», в прятки, в палки, в салки, в скакалки… Звуки маленьких монстров мерещились ему в каждом кусте и в каждой тени, не давая ни минуты покоя.

«Еще неделя такой жизни, – подумал он, – и я совсем окочурюсь. – Он прижал руку к больной голове. – Господи, ну почему мы не рождаемся на свет сразу взрослыми?»

Прошла еще неделя. И еще сильнее выросла ненависть между ним и детьми. Ненависть – и страх. Все нарастало, как снежный ком. Нервозность, внезапные истерики по пустякам и следовавшие за ними периоды молчаливого ожидания… Дети, которые сидят на деревьях и смотрят на него сверху, срывая поздние яблоки… И поселившийся в городе меланхоличный запах осени… И дни, которые становятся все короче… И ночь, которая приходит слишком рано.

«Но они же не тронут меня – они не посмеют меня тронуть, – думал мистер Ховард, высасывая один стакан бренди за другим. – Какая-то глупость, почему я вообще об этом думаю. Скоро я буду далеко отсюда. И от них. Скоро я…»

Белый череп маячил в окне!

Было восемь часов вечера четверга. Всю неделю он занимался тем, что делал детям замечания и устраивал им гневные разносы. Приходилось постоянно отгонять их от водопроводного котлована перед домом. Им, конечно же, страшно нравились все эти раскопки, тайники, трубы, каналы и траншеи. Так и норовили полазить по рвам, в которых прокладывали новые трубы. Слава богу, завтра все это закончится – рабочие разровняют лопатами землю, утрамбуют ее и уложат новый цементный тротуар. И дети будут ликвидированы…

Белый череп маячил в окне!

Это было точно дело рук мальчишек. Кто-то из них прижимал череп к стеклу, двигал и стучал им в окно. Снаружи доносились ребячьи смешки.

Мистер Ховард выскочил из дома.

– Ах, вы ж!.. – Он бросился в гущу троих уже убегающих мальчишек и с криками и руганью устремился за ними.

На улице было темно, но он видел их мелькающие то спереди, то сзади фигуры. В их перемещениях явно был какой-то скрытый смысл, но Ховард не мог вспомнить – какой именно. Пока не стало слишком поздно.

Земля разверзлась под ним. Мистер Ховард упал в яму – и при этом страшно ударился головой о проложенную там водопроводную трубу. Уже теряя сознание, он смутно почувствовал, как следом за ним в яму обрушивается лавина холодных влажных окатышей грязи, которые сыплются на его брюки, ботинки, пальто, позвоночник, затылок, голову, набиваются в рот, в уши, глаза и ноздри…

Соседка, которая пришла к мистеру Ховарду на следующий день с яйцами, завернутыми в салфетку, минут пять стучалась к нему в дверь. А потом, когда решила все-таки открыть дверь и вошла, не обнаружила ничего, кроме зеркальных крупинок ковропыли, плавающих в солнечном воздухе. Просторные холлы были пусты, в подвале пахло углем и гвоздями, а на чердаке не нашлось ничего, кроме крысы, паука и пожелтевшего письма.