Темный карнавал

Звук от падения Дяди Эйнара на залитый лунным светом луг под вышкой был сопоставим со звуком падения из окна большого телефонного справочника.

Он поднялся с земли только ранним утром следующего дня. Пропитанные росой крылья дрожали крупной дрожью. Было еще темно, но на востоке рассвет уже наложил на небо бледную повязку. Вот-вот на ней должно было проступить розовое пятно – и тогда лететь уже будет нельзя. Теперь единственное, что ему оставалось, – это укрыться в лесу. Забраться в самую чащу и ждать, пока новая ночь спрячет его крылатый полет в темноту.

И вот так он встретил свою жену.

В тот день (довольно теплый для первого ноября в штате Иллинойс) хорошенькая молодая Брунилла Уэксли отправилась на поиски заблудившейся коровы, а точнее, ее вымени. Она пробиралась сквозь заросли с серебряным ведерком в руке и умоляла невидимую корову вернуться домой, а не то от несдоенного молока у нее лопнет брюхо. Тот факт, что корова наверняка пришла бы домой сама, если бы ее соскам действительно нужна была дойка, Бруниллу Уэксли не волновал. Ей просто нравилось бродить по лесу – жевать одуванчики, дуть на чертополох… Именно этим она и занималась, когда наткнулась на Дядю Эйнара.

Он спал под кустом и производил впечатление человека, накрытого зеленым тентом.

– Ой, – вздрогнув, сказала Брунилла, – мужчина. В плащ-палатке.

Дядя Эйнар проснулся. И палатка раскинулась у него за спиной, как большой зеленый веер.

– Ой, – сказала Брунилла, искательница коров, – человек с крыльями.

Она восприняла его именно так. Да, его вид ее поразил. Но поскольку в жизни ее никто не обижал, она ничего и не боялась. Для нее это был просто уникальный случай – встретить крылатого человека. И повод для гордости. Брунилла завела с ним разговор – и уже через час они стали лучшими друзьями. А еще через два часа она вообще забыла, что у него есть крылья. А он как-то незаметно рассказал ей, как он оказался здесь, в лесу.

– То-то я и смотрю, ты какой-то помятый, – сказала она. – Правое крыло совсем неважно выглядит. Давай зайдем ко мне, надо привести его в порядок. Все равно ты не сможешь долететь на нем до Европы. Да и кому охота жить в Европе – в наше-то время?

Дядя Эйнар поблагодарил ее, но все еще сомневался – соглашаться ему или нет.

– Если что, я живу одна, – сказала она. – это потому, что я уродина, – ты, наверное, уже заметил.

Он сказал ей, что нет, нет, конечно, это не так.

А она сказала:

– Ты очень любезен. Но это так, зачем себя обманывать. Все мои родные умерли, у меня есть ферма, большая, и я там совсем одна, а до Меллин-Тауна далеко. В общем, компания мне не помешает, а то так и поговорить не с кем.

И что, она его совсем, ни чуточки не боится? – поинтересовался он.

– Нет, скорее завидую и горжусь, – ответила она. – Можно? – И она очень осторожно, но с явной завистью погладила рукой его большие зеленые перепончатые полотнища.

Даже от этого легкого касания он вздрогнул и чуть не прикусил язык. Да, пожалуй, ему ничего не остается, как пойти к ней, чтобы смазать мазью ссадины, и… о боже! Такой ужасный ожог, и прямо под глазами!

– Счастье, что ты не ослеп, – сказала она. – Как же все это произошло?

– Высоковольтная вышка… – только успел сказать он, как они уже оказались у нее на ферме, потому что прошагали больше полутора километров, не сводя друг с друга глаз.

Миновал день, потом другой. И вот он поблагодарил ее у дверей, сказал, что ему пора отбывать и что огромное ей спасибо за мазь, за заботу и за ночлег. Сейчас как раз смеркается, а к утру, часам к пяти-шести, ему надо успеть перелететь океан и пересечь континент.

– Спасибо, всего хорошего… – сказал он, улетая в сумеречную темноту – и с ходу врезался в клен.

– Боже! – вскрикнула она и бросилась к его бесчувственному телу.

Ну, вот, собственно, и все. Очнувшись через час, он понял, что не сможет больше летать по ночам. Что у него пропало тонкое ночное чувствование. Та крыльевая телепатия, что подсказывала ему, где на пути расставлены башни и деревья, где протянуты провода. Та особая острота и ясность зрения и ума, что вела его меж скал, столбов и сосен. Все, все пропало. Все треснуло от страшного удара в лицо, распалось в голубых электрических искрах. Весь его чувствительный дар. И, возможно, навсегда.

– Как же я полечу обратно в Европу? – жалобно простонал он.

– Ну-у… – скромно опустив глазки, сказала она, – ну кому нужна эта Европа?