Теория литературы. Проблемы и результаты

Заголовки текстов Женетт предлагает разделять на два типа – тематические и рематические. Тематический заголовок характеризует то,

о чем говорится в тексте («Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо…»), рематический – то, чем является сам текст («Сказка о рыбаке и рыбке»). Рематический заголовок отсылает не только к содержанию истории, но и к определению текста, в данном случае жанровому – «сказка»; ср. заголовки «Роман

о Розе», «Божественная Комедия», «Исповеди» разных авторов, от Августина до Толстого. Благодаря таким метатекстуальным характеристикам рематические заголовки более прескриптивны, они прямо задают нам определенный способ чтения текста, относят его к определенному архитексту (хотя могут и намеренно путать или усложнять термины, как в случае «Человеческой

комедии» Бальзака). Зато тематические заголовки более суггестивны – скорее подсказывают, чем прямо предписывают; часто они ограничиваются одним лишь именем героя («Евгений Онегин», «Госпожа Бовари»), которое в свою очередь, как и авторское, служит носителем коннотативных значений, выражает социальный и литературный статус персонажа: например, Евгений Онегин – имя благородное, но вымышленное (русские дворянские фамилии никогда не образовывались от названий рек) и к тому же отсылавшее к именам отрицательных героев-выскочек в литературе XVIII века[198]. Тематический заголовок иллюзорно погружает читателя в вымышленный мир текста, тогда как рематический выводит за его пределы, в интертекстуальное пространство культуры, где разные тексты сопоставлены в рамках структурных классов (жанров и т. п.). Таким образом, эти элементы паратекста имеют векторную, динамическую природу: оба они действуют на границе текста, но один направлен внутрь, а другой – наружу.

Выше, в § 11, уже отмечалось, что авторское имя не может считаться жестким десигнатором: его десигнативная функция (выделение индивидуального объекта) отступает на второй план перед дескриптивной (характеристикой этого объекта через отношения с другими объектами и общими категориями). Две неэквивалентные номинации одного и того же лица – «сэр Вальтер» и «автор „Уэверли“»» – с давних времен приводятся аналитическими философами как пример различия этих двух функций имени. Та же функциональная двойственность имени присуща и всем элементам паратекста: они призваны, с одной стороны, заключить текст в динамическую рамку, выделить его как уникальный факт культуры, а с другой стороны – задать программу его чтения и понимания, а значит соотнести с рядом других, более или менее однородных культурных фактов.

Подробнее. Эта проблема – более общая, она выходит за рамки литературы и вообще словесной культуры. Юрий Лотман и Борис Успенский противопоставили два типа сознания и два способа функционирования знаков в культуре: дескриптивный и мифологический. В первом случае мир описывается через метаязык, состоящий из абстрактных категорий (например, «Мир есть материя»), во втором – через метатекст, сложенный из конкретных названий («Мир есть конь», фраза из «Упанишад»)[199]. Сходную оппозицию двух типов мышления ранее предлагал, тоже в связи с характеристикой «первобытных» культур, Клод Леви-Стросс в книге «Дикорастущая мысль» (La Pensée sauvage, 1962), противопоставляя «инженерное» мышление и «бриколяж», «самодельщину». В первом случае работник / мыслитель оперирует специализированными инструментами и материалами, применяемыми для осуществления абстрактно формулируемого проекта, а во втором – подручными средствами, которые могут служить и орудием, и сырьем; их круг замкнут, каждый предмет служит по многу раз для разных функций, и такое мышление привязано к этим своим конкретным предметам. «И с этой точки зрения мифологическая рефлексия выступает в качестве интеллектуальной формы бриколяжа»[200].