Теория литературы. Проблемы и результаты

Редукция, нормализация аномалий, возникающих в фигуральной речи, является задачей не только автора, но и читателя. Примером может служить текстуальный эффект, который редко упоминают в числе фигур стиля: цитация. Всякая цитата прерывает линейность текста, вводит в него чужеродный сегмент, взятый из другого текста. Она требует от читателя мысленно преодолевать образовавшийся разрыв, а если источник цитаты не общеизвестен и не обозначен автором, то для этого приходится его разыскивать, и тем самым работа редукции выходит за рамки отдельного текста. Михаил Ямпольский описал этот процесс применительно к повествованию в кино, но все точно так же происходит и в литературе, включая неповествовательные тексты:

Возникающие в тексте аномалии, блокирующие его развитие, вынуждают к интертекстуальному чтению. Это связано с тем, что всякий «нормальный» нарративный текст обладает определенной внутренней логикой. Эта логика мотивирует наличие тех или иных фрагментов внутри текста. В том же случае, когда фрагмент не может получить достаточно весомой мотивировки из логики повествования, он и превращается в аномалию, которая для своей мотивировки вынуждает читателя искать иной логики, иного объяснения, чем то, что можно извлечь из самого текста. И поиск этой логики направляется вне текста, в интертекстуальное пространство[307].

Та же динамика действует не только на уровне отдельного текста (пусть даже рассматриваемого в интертекстуальном окружении), но и в диахронической перспективе эволюции поэтического языка. Чтобы фигура существовала как фигура, она должна быть ощутимой, а не просто мыслимой. Стоит забыть об этом критерии ощутимости, и мы рискуем впасть в самые фантастические заблуждения: в любом тексте найдется множество псевдофигуральных выражений. Автор одного современного учебника теории литературы (увы) привела слово «амазонка» у Лермонтова как пример историзма

 – фигуры, состоящей в применении устаревших, вышедших из употребления слов и выражений; на самом же деле для XIX века это слово вовсе не было «историческим», обозначаемый им предмет одежды – женская юбка для верховой езды – существовал в быту и назывался именно так. С таким же успехом можно было бы взять «Слово о полку Игореве» и утверждать, будто господствующей фигурой стиля в нем является архаизм; впрочем, если считать этот текст (согласно одной из гипотез) позднейшей имитацией древнего эпоса, то получится именно так!

Эти примеры говорят еще и о другом: в ходе развития языка и культуры то, что не было фигурой, может ею стать (если ту же «амазонку» упомянет в своих стихах современный поэт, это слово уже будет стилистически окрашено); и наоборот, новая, свежая фигура может со временем стереться от частого употребления, утратить ощутимость и сделаться стандартным выражением, фиксируемым в словарях. Этот последний процесс называют лексикализацией фигуры, ее переходом из речи в язык.

Фигуры находятся в процессе становления и старения, и он развивается на разных уровнях культуры – не только в высокой литературе, но и в повседневном разговорном языке. Мы не можем сказать двух-трех фраз, не употребив ни одной фигуры, и известны слова французского ритора XVIII века Дюмарсе: «Базарный день богаче риторическими фигурами, чем несколько дней академических заседаний»[308]

. Другое дело, что эти фигуры имеют свойство лексикализоваться, фигуральное значение слова становится одним из его обычных значений. Такие значения, вытекающие одно из другого путем метафорического или метонимического сдвига, перечисляются одно за другим в словарной статье; они больше не являются фигуральными, именно потому, что попали в словарь, не ощущаются как новации. В противоположность лексикализации идет обратный процесс обновления и остранения фигур в поэзии – путем оживления внутренней формы слова по Потебне или композиционной сшибки внешних форм по Шкловскому; в обоих случаях фигуральному значению стремятся вернуть ощутимость.

Итак, синтагматическое развитие фигуры внутри текста и ее диахроническое развитие от текста к тексту регулируются одной и той же логикой «взрыва / структуры»[309]: энергетическая вспышка фигуры постепенно редуцируется и нормализуется игрой структур, которая затем сменяется новой обновляющей вспышкой фигуральности.