Однако зачем нужны оправдания? Если общественное мнение в пользу занятий спортом получает широкое распространение, почему сам этот факт не является достаточным обоснованием? Длительная тренировка доблести, которой человеческий род подвергался на хищнической и условно-миролюбивой стадиях развития общества, передала мужчинам наших дней темперамент, находящий удовлетворение в этих выражениях свирепости и хитрости. В таком случае почему нельзя принять эти занятия спортом в качестве легитимного выражения нормальных, здоровых человеческих свойств? На уровне какой еще нормы нужно жить, кроме той, что дана в совокупности наклонностей, проявляемых в чувствах человека нынешнего поколения, включая сюда и наследуемую доблесть? Скрытой нормой, к которой мы взываем, является инстинкт к работе, более фундаментальный, уже в древние времена ставший более сильным предписанием для человека, нежели расположение к хищническому соперничеству. Последнее есть лишь специфическое проявление инстинкта к работе, его вариант, относительно поздний и преходящий, несмотря на всю свою продолжительную историю бытования. Хищническое побуждение к соперничеству (или инстинкт спортивного труда, как вполне можно было бы сказать) является существенным образом неустойчивым по сравнению с исходным инстинктом, то есть инстинктом к работе, из которого соперничество развилось и от которого стало отличаться. При проверке этой скрытой жизненной нормой хищническое соперничество, а следовательно, и спортивная жизнь оказываются несостоятельными.
Нельзя, конечно, сжато и емко изложить то, каким образом и в какой мере институт праздного класса способствует сохранению занятий спортом и завистнической доблестной деятельности. Из уже приведенных фактов явствует, что по наклонностям и духовному настрою праздный класс более расположен к воинственности и вражде, чем классы, занятые в производстве. Нечто подобное, видимо, справедливо и в отношении занятий спортом. Но институт праздного класса главным образом косвенно, посредством канонов внешних приличий оказывает свое влияние на широкое распространение таких чувств в отношении увлечения спортом. Такое косвенное влияние почти однозначно направлено на дальнейшее выживание хищнического склада характера и хищнических привычек; это справедливо даже в отношении тех разновидностей спортивных увлечений, которые предписываются высшим праздным кодексом приличий, то бишь призовых боев, петушиных боев и прочих вульгарных выражений спортивного нрава. Что бы ни гласил свежайший, удостоверенный и подробный список приличий, общепризнанные законы благопристойности, санкционированные институтом праздного класса, недвусмысленно заявляют, что соперничество и расточительство есть благо, а все им противоположное вредит репутации. В сумеречном освещении подвалов общества тонкости кодекса приличий не усваиваются с той легкостью, какой можно было бы желать, а те общие каноны, что лежат в основе благопристойности, применяются достаточно бездумно, почти не подвергаясь сомнению в отношении пределов их полномочий или подробно санкционированных исключений.
Пристрастие к атлетике не только с точки зрения прямого участия, но также в смысле испытываемых чувств и моральной поддержки является в более или менее выраженной степени характерной чертой праздного класса; эту черту праздный класс разделяет с социальной группой правонарушителей из низов, а также с теми атавистическими элементами во всей массе сообщества, где преобладают наследственные хищнические наклонности. Немногие индивидуумы среди народов в цивилизованных западных странах настолько лишены хищнического инстинкта, чтобы не испытывать отвращения к созерцанию атлетических состязаний, но у рядовых людей из производственных классов склонность к занятиям спортом не заявляет о себе в такой мере, чтобы составлять то, что можно обоснованно назвать «спортивной привычкой». Для этих классов спортивные состязания выступают скорее развлечениями от случая к случаю, чем серьезной чертой образа жизни. Поэтому нельзя утверждать, будто в массе населения пристрастие к спорту получает свое развитие. Пусть для большинства, даже для сколько-нибудь значительного числа индивидуумов, она не устарела, предрасположенность к спорту среди рядовых представителей трудящихся классов носит характер воспоминания, этакого более или менее спонтанного интереса, а не интереса живого и постоянного, который в качестве господствующего фактора формировал бы образ мышления в его органическом единстве.