Теория праздного класса

Вполне возможно, что деяние, которое служит средством укрепления доброго имени дарителя, доставляет почет именно благодаря подразумеваемому присутствию того или иного независтнического мотива, но это ничуть не мешает руководствоваться в расходах завистническим интересом. Фактическое наличие мотивов сопернического или завистнического происхождения в независтнических деяниях можно было бы показать подробно на примере любой категории предприятий, о которых говорилось выше. Там, где наблюдается стремление к почету, оно обычно маскируется под мотивы из области эстетических, этических или экономических интересов. Эти особые мотивы, почерпнутые из норм и канонов денежной культуры, исподволь отвлекают несопернические усилия от фактической деятельности, вовсе не лишая исполнителя ощущения доброго намерения и не отягощая его сознание мыслями о тщетности усилий. Влияние таких мотивов можно проследить в целом ряде предприятий независтнического, реформаторского толка, которые столь характерны, а главное, нарочито характерны для публичной жизни состоятельных слоев. Теоретические основания здесь, пожалуй, достаточно ясны и не требуют дальнейших примеров, тем более что одному такому направлению деятельности (а именно высшим учебным заведениям) будет уделено пристальное внимание в иной связи.

Благодаря выгодному и прочному положению праздного класса мы вправе, как представляется, говорить о каком-то частичном возврате к совокупности независтнических мотивов, свойственных дохищнической дикарской культуре. Инстинкт к работе вновь обретает выражение наряду со склонностью к праздности и коллективному времяпрепровождению. Но при современном образе жизни каноны благопристойности, с их опорой на денежные или завистнические заслуги, мешают свободному проявлению указанных побуждений; господство этих канонов препятствует усилиям, которые иначе могли быть направлены на исполнение независтнических устремлений, ибо главенствуют устремления завистнические, присущие денежной культуре. В рамках настоящего рассмотрения можно считать, что эти каноны сводятся к расточительности, бесполезности и жестокости. Соблюдение приличий выступает основой реформаторских предприятий, равно как и иных образцов поведения, и приличия определяют деятельность предприятия любого рода и управление этим предприятием. Всепроникающий, безличный, не вызывающий восторга принцип бесполезности всегда под рукой; он мешает действенному выражению той части сохраняющихся дохищнических способностей, которые нужно отнести к проявлению инстинкта к работе, но его наличие не препятствует передаче этих способностей или непрерывному возникновению побуждения найти им выражение.

При дальнейшем развитии денежной культуры настоятельное требование отказываться от участия в производстве во избежание недоброжелательного отношения общества доходит до того, что начинает трактоваться как пожелание воздерживаться от сопернической деятельности. На этой поздней стадии развития денежная культура в негативной форме благоприятствует утверждению независтнических склонностей, ослабляя давление в пользу сопернических, хищнических или денежных занятий по сравнению с занятиями производственного или производительного типа. Как отмечалось выше, требование отказаться от всякого полезного для человека занятия больше распространяется на женщин из высших слоев, чем на любую другую социальную группу, кроме разве что духовенства ряда культов (но это исключение не столько, может быть, фактическое, сколько мнимое). Причина более настойчивого требования бесполезного образа жизни от женщин этого класса в сравнении с мужчинами того же денежного и социального положения состоит в том, что эти женщины – не просто высший праздный класс, но и мнимый праздный класс. В их случае налицо двойное основание для последовательного отказа от полезного труда.

Популярные авторы и ораторы, выразители здравомыслия умных людей по вопросам общественного устройства и назначения, правильно и неоднократно указывали, что положение женщины в любом обществе является наиболее явным показателем уровня культуры, достигнутого обществом, и, как можно было бы добавить, любого класса в обществе. Это замечание, может быть, будет справедливее применительно к стадиям экономического развития, чем в отношении любого другого развития. При этом положение, отводимое женщине в общепринятой схеме жизни всякого общества или всякой культуры, в значительной степени отражает традиции, которые сформировались материальными условиями более раннего этапа и которые были лишь частично приспособлены к текущим экономическим условиям или к требованиям, предъявляемым к складу характера и образу мыслей, которые побуждают к действию женщин, живущих в условиях этой новой экономической ситуации.