Пока женщина последовательно пребывает в положении, подразумевающем тяжелый и монотонный труд, она в большинстве случаев вполне довольна своим жребием. У нее имеется осязаемое и целенаправленное занятие, а вдобавок она лишена времени (и желания помыслить) на бунтарское утверждение унаследованных склонностей к самостоятельности. А после того как этап повсеместного женского труда остался позади и общепринятым занятием женщин состоятельных классов стала мнимая праздность без усердного приложения сил, предписывающая сила канона денежной благопристойности, который требует от женщин соблюдения церемониальной бесполезности, впредь будет долго предотвращать всякие сентиментальные устремления благородных женщин к самостоятельности и к «полезной работе». Это особенно справедливо на ранних этапах денежной культуры, когда праздность праздного класса все еще остается в значительной мере хищнической деятельностью, активным утверждением господства, в котором присутствует достаточно осязаемое стремление к завистническому отличию, что и позволяет всерьез рассматривать праздность как занятие, каковому можно предаваться без стыда. В ряде сообществ такое положение дел сохраняется до настоящего времени. Оно проявляется в различной степени в восприятии разных людей, которые каждый по-своему трактуют ощущение статуса и тот инстинкт к работе, который требует проявления. Там же, где экономическое устройство общества переросло к настоящему времени схему жизни, основанную на статусе, а отношение личного подчинения перестало ощущаться как «естественное» отношение между людьми, там старинная привычка к целенаправленной деятельности начинает утверждаться среди наименее послушных людей, выделяясь и обосабливаясь из обилия не столь давних, относительно поверхностных, сравнительно эфемерных привычек и взглядов, которые хищничество и денежная культура привнесли в нашу жизнь. Эти привычки и взгляды начинают терять власть над социальной группой или сообществом, едва образ мысли и взгляды на жизнь перестают согласовываться с новой экономической ситуацией благодаря принципам хищничества и условно-миролюбивой культуры. Это видно на примере производительных групп в современных обществах: для них образ жизни праздного класса потерял почти всю свою принуждающую силу, в частности применительно к различиям в статусе. Схожая картина, впрочем, наблюдается и в верхних слоях общества, но о полном тождестве говорить не приходится.
Унаследованные от хищнической и условно-миролюбивой культуры привычки являются сравнительно недолговечными вариантами ряда основополагающих склонностей и характерных психических черт человеческой природы; эти черты обозначились в процессе длительной эволюции, происходившей на более раннем, протоантропоидном этапе мирной, сравнительно мало дифференцированной экономической жизни и при контакте с относительно простым и постоянным физическим окружением. Когда привычки, привнесенные соперническим образом жизни, перестали подкрепляться экономическими потребностями, начался процесс их разрушения и хищнический образ мысли, получивший не столь давнее развитие и не успевший приобрести всеобщий характер, стал в известной мере отступать перед более древними и всеобщими психологическими особенностями человеческого рода.