— Что он немного ревновал. Кэролайн была просто рабыней у Анджелы. Для нее прежде всего существовала Анджела, а потом уж все остальные. И Эмиас, естественно, был этим недоволен. У Кэролайн были свои причины так относиться к сестре. Мне не хотелось бы касаться подробностей, но…
— Причина была одна, — перебил его Пуаро, — Кэролайн Крейл не могла простить себя за то, что нанесла когда-то девочке увечье.
— Так вам и это известно! — воскликнул Блейк. — Я не хотел об этом говорить. Зачем ворошить прошлое? Да, именно это, по-моему, было причиной чрезмерного ее баловства. Кэролайн, по-видимому, всеми силами хотела искупить свою вину.
Пуаро задумчиво кивнул.
— А что Анджела? Она затаила обиду на свою сводную сестру?
— О нет, ни в коем случае! Анджела очень любила Кэролайн. Она никогда не вспоминала о случившемся, я уверен. Просто Кэролайн сама не могла себя простить.
— Анджела не возражала против отъезда в школу?
— Нет. Правда, она жутко злилась на Эмиаса. И Кэролайн ее поддерживала, но Эмиас был непреклонен. Надо сказать, несмотря на свой буйный нрав, Эмиас был во многих отношениях легким человеком. Но уж когда он по-настоящему что-то решил, лучше было ему не перечить. В общем, Кэролайн с Анджелой — обе — получили тогда от него хороший нагоняй.
— И когда же ей предстояло отправиться в школу?
— В начале осени. Я помню, они уже начали ее собирать. По-моему, не случись трагедии, она бы уехала буквально через несколько дней. В то утро шел разговор о том, что ей взять с собой.
— А гувернантка? — спросил Пуаро.
— Что именно вас интересует?
— Как она отнеслась к этой идее? С отъездом мисс Анджелы она лишалась работы, не так ли?
— Пожалуй, да. Правда, она давала уроки и маленькой Карле, но той было — сколько? — лет шесть, наверное. У нее была няня. Они не стали бы держать мисс Уильямс ради малышки. Точно — ее фамилия была Уильямс. Вот ведь, вспомнил…
— Да, конечно. Вы ведь сейчас возвратились в прошлое. И в памяти оживают целые сцены, отдельные фразы, жесты, выражения лиц, верно?
— Отчасти да, — задумчиво отозвался Мередит Блейк. — Но в то же время есть и какие-то провалы… Целые куски… Например, я помню, какой испытал шок, узнав, что Эмиас намерен уйти от Кэролайн, но не могу вспомнить, кто мне об этом сказал — он или Эльза? Я помню, как ругался с Эльзой, пытался доказать ей, что они поступают мерзко. Но она только презрительно рассмеялась мне в лицо и заявила, что я чересчур уж старомодный. Я и вправду, наверное, старомоден, но все-таки убежден, что я был прав. У Эмиаса были жена и ребенок — и ему не следовало от них уходить.
— Но мисс Грир считала такую точку зрения устаревшей.
— Да. Однако не забывайте, что шестнадцать лет назад на развод смотрели не так, как нынче. Тем не менее Эльза была девицей суперсовременной, она старалась идти в ногу с модными веяниями. Она считала, что, если муж и жена не слишком счастливы в браке, им лучше развестись. Эмиас и Кэролайн вечно ссорятся, говорила она, а ребенку, мол, гораздо полезней жить в атмосфере гармонии.
— Однако ее доводы вас не убедили.
Мередит Блейк опять задумался.
— Меня не оставляло ощущение, что на самом деле она не знает, о чем говорит. Она как попугай повторяла чужие слова, вычитанные ею из книг или услышанные от подруг. Порой она, как ни странно, вызывала жалость. Такая юная и такая самоуверенная. — Он помолчал. — Есть в молодых что-то, мосье Пуаро, вызывающее к ним жалость.
Эркюль Пуаро с интересом посмотрел на него.
— Я понимаю, что вы имеете в виду.
Блейк продолжал, убеждая скорей самого себя, нежели Пуаро:
— Поэтому я и решил поговорить с Крейлом. Он был почти на двадцать лет старше Эльзы. Она годилась ему в дочери!
— Увы, в таких случаях это бесполезно, — пробормотал Пуаро. — Когда человек отважился на что-то, в особенности если в этом замешана женщина, отговорить его нелегко.
— Совершенно верно, — не без горечи согласился Мередит Блейк. — Мое вмешательство ни к чему не привело. Но, честно говоря, я не очень-то умею убеждать и никогда не умел.
Пуаро окинул его быстрым взглядом. По этой нотке горечи он распознал неудовлетворенность собой, болезненную реакцию человека, страдающего комплексом неполноценности. И мысленно признал справедливость слов его брата Филипа. Мередит Блейк был абсолютно не способен отговорить кого-то от чего бы то ни было. Его самые благие советы всегда отвергаются — снисходительно, без раздражения, но тем не менее решительно. В них нет должного напора и силы убеждения. Мередиту Блейку действительно невозможно было кого-либо в чем-то убедить.
— У вас по-прежнему есть лаборатория, где вы готовите целебные снадобья и настойки? — спросил Пуаро, пытаясь уйти от болезненной темы.
— Нет, — резко, чуть ли не с ужасом, ответил Мередит Блейк. Лицо его вспыхнуло, и он торопливо принялся объяснять: — Я бросил все свои травы и ликвидировал лабораторию. После того, что произошло, разве я мог продолжать свои опыты? По правде говоря, значительная доля вины лежит, можно сказать, на мне.
— Вы слишком впечатлительны, мистер Блейк.