Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Говорить о деятельности владыки Антония (Храповицкого) чрезвычайно сложно по многим причинам. Во-первых, — это был выдающийся церковный и политический деятель императорской России и, как любой выдающийся человек, воспринимался современниками исключительно пристрастно — в зависимости от политических пристрастий оценивающего. Во-вторых, — это был человек, сыгравший основную роль в деле организации Русской Зарубежной Церкви, чьи действия в течение многих десятилетий в СССР оценивались через призму идеологических парадигм советского режима. В то же время, митрополит Антоний был сложной личностью, не боявшейся высказывать свои мнения по всем основополагающим вопросам церковно-государственного бытия Родины, осознавая, что эти мнения не безусловны. Он был живым и искренним человеком, всегда стремившимся к нахождению той жизненной правды, которую было бы возможно примирить с правдой жизни во Христе. И это, пожалуй, самое важное при оценки его личности.

Наступила ли для владыки Антония «историческая давность», т. е. возможно ли ныне спокойно оценивать все то, что он делал и говорил? Однозначный ответ вряд ли возможен. Безусловно можно сказать лишь то, что, митрополит Антоний, человек «грани веков», переживший три русских революции и вынужденный окончить свои дни за рубежом России, вызывает и будет вызывать неослабевающий интерес церковных и светских историков. В конце концов, непрекращающиеся споры о нем и его наследии — доказательство того непреложного факта, что он был крупной фигурой Русского Православия XX века, заставляющей и сегодня искать ответы на сформулированные или намеченные им некогда вопросы.

Официальная советская историография вплоть до падения коммунизма в Советском Союзе писала о владыке сугубо негативно. Это можно было бы понять, имея в виду идеологическую ориентированность советских общественных наук, — если бы за этим стояло стремление честно излагать ход исторических событий. Однако именно честности — ни по форме, ни по содержанию — в советской атеистической науке не наблюдалось. Вот как описывали дореволюционную и революционную жизнь митрополита Н. С. Гордиенко и П. М. Комаров, в исключительно тенденциозной книге о Русской Зарубежной Церкви: «Родился в 1863 году. Получил высшее богословское образование. Епископ с 1902 года. Был ректором трех духовных академий, архиепископом сначала Волынским, а затем Харьковским, митрополитом Киевским и Галицким. Убежденный монархист-черносотенец; в бытность архиепископом Волынским возглавлял и идейно вдохновлял местное отделение „Союза русского народа“. Придерживался крайне правых политических убеждений, реакционер, противник каких бы то ни было нововведений в государственной и общественной жизни дореволюционной России. Один из инициаторов травли церковниками Л. Н. Толстого. Считался крупным богословом, стоявшим на позициях традиционализма и догматического консерватизма. Решительно отвергал идею обновления русского православия. Участник поместного собора 1917–1918 годов, где был первым кандидатом в патриархи, но не набрал нужного количества голосов. Великую октябрьскую социалистическую революцию встретил враждебно и с начала установления Советской власти повел против нее политическую борьбу, логика которой привела его к Деникину»¹. Здесь что ни слова — либо ошибка, либо сознательная фальсификация. Правда только в том, что владыка, действительно, родился в 1863 году и был идейным противником большевиков и Советской власти. Епископом же он стал в 1897 году, ректором был только в двух академиях — Московской (1891–1895) и Казанской (1895–1900), а до того короткое время (1890–1891) состоял ректором СПб духовной семинарии. Самостоятельную кафедру — Уфимскую и Мензелинскую — возглавил в 1900 г. Одним из инициаторов «травли» Л. Н. Толстого не был, резко выступая против религиозно-этических взглядов писателя — как и все русские архиереи во главе с митрополитом Антонием (Вадковским; 1846–1912). Кроме того, владыка не считался, а был одним из крупнейших богословов России, выступая не против нововведений, а против революции и вызванных ею социально-политических пертурбаций. Что касается отрицания идеи «обновления» Русского Православия, то комментировать здесь просто нечего: формулировка изначально исторически некорректна и богословски абсурдна. О «нужном количестве» голосов на Соборе также говорить не приходится.