Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Последнее особенно четко демонстрируется при рассмотрении отношения владыки к так называемому «еврейскому вопросу». В эпоху Первой русской революции архиепископ Антоний публично заявил о своем понимании еврейской религиозности и еврейского нигилизма, резко раскритиковав последний. По его мнению, «Израиль» в России «не обижали» до тех пор, пока не обозначился тип еврея-нигилиста. «У евреев огромный запас идей нравственной философии, разработанной из святой Библии учителями III и затем XI века, идей несравненно высших, несравненно чистейших, чем унизительный для человеческого достоинства позитивизм, социализм и марксизм, могущие нравиться только врагам всякого благочестия, всякой веры в Высшее Существо и в загробную жизнь», — говорил он на духовном чтении в Житомире в феврале 1906 г. Он призывал образованных евреев знать не только Ницше, Маркса и Бебеля, но также Рабби Гиллеля и Моисея Маймонида. «Не нужно думать, — подчеркивал владыка, — что это еще более разделит их с русскими. Неправда, люди, благоговеющие перед Богом, всегда ближе друг к другу, чем жалкие безбожники, и я нисколько не стыжусь сказать, что чувствую себя гораздо ближе к верующему еврею или магометанину, чем неверующему русскому»¹⁸.

Волынский архиерей, как показало время, — пророчески предупреждал евреев не слушать их русских «продажных друзей», которые «завтра» предадут — ведь «где нет веры в Бога, там нет бескорыстного человеколюбия, а одно лицемерие и пронырство»¹⁹. Сталинский государственный антисемитизм конца 1940-х-начала 1950-х гг. стал тому трагическим доказательством. Не случайно владыка полагал, что как русские христиане, так «и чтущие Бога отцов своих иудеи» были рождены для познания воли Господней и научения людей добродетели. Таким образом, необходимо сказать, что архиепископ Антоний не был и не мог быть религиозным антисемитом

, рассматривая «еврейский вопрос» в России через призму политических событий. Резкость его частных суждений²⁰ на этот счет никак, думается, не влияет на принцип, — тем более, что экстремальное время всегда обостряет восприятие событий, заставляя современников говорить не академично, а публицистично по преимуществу

²¹.

Однако, когда дело касалось выражения мнения, могущего повлиять на сознание православного народа, владыка всегда высказывался четко и однозначно. Не случайно, в разгар пресловутого «дела» Бейлиса, в 1913 г., именно к владыке с открытым письмом «О ритуальных убийствах» обратился ярый противник навета крестьянин-богоискатель П. Е. Сенаторов. «Я прочитал в самарской газете „Волжское слово“, в № 1668, — писал Сенаторов, — что Вы, проезжая через г. Вильно, беседовали с сотрудником „Северо-Западного голоса“ о ритуальных убийствах. Вы сотруднику ответили, что Вам об этом не хотелось бы говорить: уж очень надоела эта неприязнь к еврейскому народу и Вас не слушают.

А по моему мнению, Вам, владыко, не следует переставать говорить в защиту евреев, которым нет надобности в убийствах христианской крови»²². Данное письмо — доказательство того, что архиепископа Антония считали искренним и честным христианином даже те, кто официальной властью воспринимался как сектант (П. Е. Сенаторов был евангелистом). И все-таки, неверное мнение о владыке как воинствующем антисемите закрепилось в советской атеистической литературе²³, и до сего дня опосредованно влияя на светских исследователей, изучающих его жизнь и деятельность.

Разумеется, владыка был человеком правых взглядов, подразумевая под ними традиционные ценности монархической государственности. Все, что содействовало, по его мнению, разрушению этой государственности, в основании которой лежал старый принцип уваровской триады, воспринималось исключительно негативно и подвергалось жесткой критике. Отсюда — и всероссийская слава «реакционера», которая пришла к Волынскому архиерею в 1905–1907 гг. Конечно же, восприятие выдающегося современника всегда субъективно и часто несправедливо. Но было ли несправедливо наименование владыки «реакционером». Очевидно, нет. В его случае, реакция — это ответ на революцию, на социальные потрясения, которые грозили обрушить все здание империи. В этом смысле владыка — последовательный и идейный «реакционер», выступавший в духе «православия, самодержавия и народности». Названную формулу, думается, корректно считать концентрированным выражением политико-религиозного credo архиепископа Антония.