В целом, необходимо отметить, что в церковной публицистике тех лет весьма активно звучала критика социализма, воспринимавшегося прежде всего как нравственный искус (не случайно, думается, прот. Иоанн Восторгов, разбирая «социализм при свете христианства», задавался сакраментальным вопросом, «кто поручится, что кровавая
заря принесет братство и вечную любовь?» — и вспоминал слова «рабочей марсельезы»5). Революция 1905–1907 гг. показала, что религиозность «простого народа», особенно рабочих масс, весьма шатка и что антирелигиозная пропаганда в их среде, как правило, соединялась с антиправительственной пропагандой. Не удивительно, что одной из причин равнодушия крестьян к религии и Церкви православные клирики считали большое влияние в деревне тех ее жителей, которые работали на фабриках и заводах, познакомились с жизнью и бытом рабочих: «отхожие промыслы расстраивают духовную жизнь деревни», отмечалось, например, в отчете Новгородской епархии6. Впрочем, правомерно задаться вопросом: насколько высоким был уровень духовного развития этого самого рабочего класса, как он мог влиять на мировоззрение обрядоверовавших (в большинстве своем) крестьян? Ответ на него очевиден: уровень был невысок, но это как раз и определяло влияние на еще более отсталую крестьянскую массу. Пытаясь объяснить отход крестьян от Церкви, советский исследователь Е. Ф. Грекулов приводил в своей работе характерные крестьянские высказывания: «Только время теряем и обувь рвем, а стоим в церкви, все равно ничего не понимаем»7. Удивительным образом это заявление находит подтверждение у генерала А. А. Киреева, убежденного в том, что, если религиозное образование не проникнуто этикой — оно не прочно. «Не подлежит сомнению, — полагал генерал, — что глубокие слои русского народа религиозны, церковность наша загнана была в эту глубь Петром Великим. Но вот беда. Как только эти религиозные слои выворачиваются наружу плугом истории и приходят в соприкосновение с нашей культурой ложной и гнилой, они ей подчиняются и теряют свою религиозность, самую скверную часть нашего народа составляет именно распропагандированный мужик (рабочий)»8. «Вывернутые наружу» слои, действительно, демонстрировали свою арелигиозность порой весьма экзотическими способами. Так, старый большевик Ф. Н. Самойлов вспоминал, как во время стачки иваново-вознесенских рабочих 1905 г. представители совета рабочих депутатов демонстрировали свое отношение к религии на переговорах с губернатором: во время переговоров прогремел гром и засверкала молния, не вызвавшая религиозного «рефлекса» у рабочих, в отличие от губернатора и его свиты, они даже не перекрестились. «„Неужели вы не верите в Бога?“ — воскликнул губернатор, удивленный нашим поведением. — „Нам бояться грозы нечего, а вот голода побаиваемся“, — ответили ему рабочие»9.