Тушеная свинина

– Не знаю, стоит ли вам говорить, но мы разводимся. Дети в Америке, и я подумала, что сейчас самое подходящее время. Я действительно не могу больше с ним оставаться. Его никогда не бывает дома. С таким же успехом я могла бы жить одна. Мы уже больше двух месяцев не ужинали всей семьей. Два месяца! Это больше шестидесяти дней. И на этот раз, когда я вернулась, квартира выглядела так, будто пережила попытку ограбления! Настоящий бардак!

Госпожа Вань ходила по кругу и рассматривала случайные предметы.

Наконец она взяла свою сумку и вытащила две пачки новых банкнот по сто юаней, перехваченные бумажными полосками.

– Как я смогу провести еще хоть один день с этим человеком? – сказала она, протягивая деньги Цзяцзя. – Пересчитайте еще раз, ладно? В последнее время я немного рассеянна. Он такой грязный, понимаете? Даже сразу после того, как муж примет душ, мне все равно кажется, что он грязный.

– Он, должно быть, действительно любит вас, – проговорила Цзяцзя, не зная, что еще сказать госпоже Вань, и в знак доверия сунула деньги, не пересчитывая, в боковой карман своей сумки.

– У нас двое детей, – продолжила госпожа Вань. – Любовь и страсть не помогают прожить вместе всю жизнь. Брак, в конечном счете, основывается на двух людях, изо дня в день живущих под одной крышей, поддерживающих друг друга, когда наступает старость. Он этого не понимает.

– Что будет с картиной, когда вы съедете? – спросила Цзяцзя.

– Я уверена, Старина Ду будет доволен. По моему мнению, картина пойдет ему на пользу. Вы должны позвонить, когда вернетесь, хорошо? В моей новой гостиной будет большая стена. – Она широко раскинула руки, показывая необъятность стены. – Я хочу новую картину. Еще больше этой!

Цзяцзя согласилась и зашнуровала кроссовки, готовясь уйти.

– У господина Ду чудесный голос, – заметила она, направляясь к дверям.

– Он пел для вас? Ду пел дома с утра до вечера, пока у нас не родился второй ребенок. Для меня его песни чересчур громкие. Я предпочитаю спокойную обстановку. – Госпожа Вань потерла шею и поморщилась. – Должно быть, старею. Даже в такие теплые дни, как сегодня, мне все равно кажется, будто в шею дует холодный ветер.

Она завернулась в синий шарф и проводила Цзяцзя до двери.

Глава 11

В день вылета Цзяцзя в Лхасу она обнаружила, что Сяо Фан ждет ее у подъезда. На жене отца были розовая шелковая блузка и синие джинсовые шорты. Ее прямые волосы, крашенные в черный, были стянуты заколкой «Берберри». Темно-красная помада делала ее старческие губы похожими на сушеную клюкву, а шорты были велики и не шли ей. Но Сяо Фан всегда напоминала упрямую девчонку, идущую своим путем, не обращая внимания на окружающих. Для себя и для своей семьи она всегда была центром вселенной. Теперь к семье присоединился и отец.

Цзяцзя опустила чемодан на крыльцо. Небо на востоке отливало голубизной, но над головой было серым.

– Цзяцзя! – Сяо Фан сняла солнечные очки и помахала ими в воздухе. – Ты уже уезжаешь? Я звонила твоей тете, и она сказала, что ты сегодня летишь в Тибет. Я отвезу тебя в аэропорт.

Цзяцзя огляделась в поисках отца.

– Здесь только я, – улыбнулась Сяо Фан. – Отец не знает, куда я поехала. Он уже старый, понимаешь? У него запоры и постоянно болит плечо. Цзяцзя, не хочешь переехать обратно к нам?

– Переехать обратно к вам?

– У нас пустуют две комнаты, в одной из них есть ванная, и ты можешь…

– Нет, – отказалась Цзяцзя. – Спасибо, но в этом нет необходимости. Мне и здесь хорошо живется.

Мрачная Сяо Фан напоминала побитую собаку.

Она вздохнула и сказала:

– Твоя тетя тоже переживает нелегкие времена.

В голосе прозвучали материнские нотки: как будто она пыталась объяснить маленькой дочке что-то трудное, но так, чтобы та не слишком расстроилась. Мать Цзяцзя никогда не сюсюкала: всю свою жизнь она лишь смеялась, плакала, любила и ненавидела и никогда не защищала Цзяцзя от любой правды – прекрасной или сокрушительной. Но Цзяцзя вспомнила, как в детстве ей хотелось, чтобы мать, гладя ее по волосам перед сном, прошептала, что они с отцом будут жить как одна семья, а женщина, стоящая сейчас перед ней, всего лишь тетя Фанфан, не больше. Увы, вместо этого мать держала Цзяцзя на руках и, уткнувшись в волосы дочери, иногда всхлипывала, а иногда с нежной отстраненной улыбкой раскачивала ее взад и вперед. Она никогда не пыталась ничего объяснить.

– Моя старая квартира пустует, – продолжила Сяо Фан. – Если хочешь, можешь пожить там. Тебе, бабушке и тете так будет гораздо удобнее.

– Скажите отцу, пусть бережет себя. Я повидаюсь с ним, когда вернусь.

– Подумай об этом ради своей тети. Давай я тебя отвезу.

– Я заказала такси, – отозвалась Цзяцзя.

Сяо Фан взялась за ручку чемодана и помогла дотащить его до черной «Тойоты», ожидавшей у ворот. На прощание она снова помахала темными очками, прежде чем их надеть, одарила Цзяцзя сияющей улыбкой, и та вспомнила, как улыбнулся отец за столиком в ресторане шанхайской кухни – приподняв уголки губ и обнажив зубы.