Тушеная свинина

Аэропорт был набит родителями и детьми, улетавшими из города на летние каникулы. Все куда-то торопились, натыкались друг на друга или бросались врассыпную, как стадо, на которое напали волки. Чтобы добраться до стойки регистрации, Цзяцзя пришлось пройти две линии контроля, организованные службой безопасности.

– Когда же, черт возьми, они прекратят эти бессмысленные проверки? – воскликнул мужской голос где-то позади нее. – Посмотрите на эту женщину, она не положила сумку на ленту! Все совершенно бесполезно. И незачем платить пятерым бездельникам, обслуживающим один рентгеновский аппарат!

У Цзяцзя зазвонил телефон. Это снова была Сяо Фан.

– Ты уже зарегистрировалась? – спросила она. – Во сколько твой рейс?

– Около семи. Стою в очереди. А в чем дело?

Цзяцзя сунула руку в сумку и выудила удостоверение личности. Европейка, стоявшая перед ней, поставила рюкзак на ленту и отошла от стойки. Цзяцзя протянула документ представителю авиакомпании.

– Я только что перевела на твой счет немного денег. На дорожные расходы, – сообщила Сяо Фан.

– Я отошлю их обратно, как только зарегистрируюсь.

– Оставь. На всякий случай.

– Я не могу, – возразила Цзяцзя.

– Твой отец хочет, чтобы ты их взяла. Это его деньги. В этом нет ничего дурного, просто мы оба хотим быть уверены, что ты хорошо проведешь время, – продолжила Сяо Фан.

Клерк, занимавшийся Цзяцзя, вручил ей посадочный талон и документ. Он обвел красным карандашом время посадки, номер выхода и, привстав, жестом указал направление. Потом улыбнулся, сел и протянул руку следующему пассажиру.

– Цзяцзя, позволь нам что-нибудь для тебя сделать, – продолжила Сяо Фан. – У нас не было возможности помочь, когда скончался твой муж.

– Мне не нужны деньги, – ответила Цзяцзя.

Очередь к будкам досмотра вилась через весь зал.

– Я пока оставлю их себе и отошлю обратно, когда вернусь, – уступила Цзяцзя, чтобы только закончить нескончаемый разговор.

Сработало. Сяо Фан, похоже, осталась довольна.

Цзяцзя стала последним пассажиром, поднявшимся на борт. Эту привычку она унаследовала от Чэнь Хана, который терпеть не мог ждать других и поэтому всегда предпочитал проходить регистрацию позже всех. Через несколько минут после того, как она втиснулась в свое кресло, стюардесса объявила номер рейса и другие подробности, касающиеся полета. Затем повторила произнесенную речь по-английски и, наконец, предоставила пассажирам возможность вполголоса разговаривать друг с другом.

По темнеющему небу плыли серые облака. Десять-пятнадцать минут, в которые самолет готовился к взлету, всегда были для Цзяцзя самым сентиментальным моментом. Как-никак, она покидала родной город. Каждый раз, поднявшись на борт, она с неподдельной грустью смотрела в иллюминатор на здания аэровокзала, взлетно-посадочную полосу и рулежные дорожки.

Самолет отъехал от выдвижного трапа, вырулил на взлетно-посадочную полосу и, наконец, взлетел, взмывая над Пекином все выше и выше, поднялся над облаками, и вскоре город полностью исчез из виду. После этого ощущение, что самолет движется вперед, пропало. «Удивительно, – подумала Цзяцзя, – как много человеческих эмоций зависит от того, что видят глаза. Когда бесконечный сгустившийся водяной пар, или горизонт, или темнота становятся единственным, что предстает перед нами, мы чувствуем себя такими оторванными от мира, что кажется, будто все связи с родиной потеряны и остальные пассажиры, занимающие отведенные им места, – просто незнакомцы, направляющиеся к одному и тому же пункту назначения лишь для того, чтобы там снова разойтись в разные стороны».

Отель, где она остановилась, притаился в небольшом переулке в центре Лхасы, недалеко от улицы Бархор. Это был бизнес-отель, над его дизайном, похоже, никто особо не задумывался: большая бетонная коробка для обуви с темно-красной крышкой вместо кровли. Виски сжало тупой болью от разреженного воздуха высокогорья; Цзяцзя переоделась в номере, надела длинное белое льняное платье. На улице в разномастных лавочках продавали местные сувениры, электронику, сигареты. Цзяцзя бесцельно прошла несколько кварталов вслед за двумя черными собаками и очутилась у реки, которую видела из машины, привезшей ее из аэропорта. Одна собака хромала на заднюю лапу и часто останавливалась попить из лужи. Другая, поменьше, то и дело убегала вперед. Накануне прошел дождь, и кусты по обеим сторонам улицы были влажными. Река текла между голыми берегами, на которых не было ничего, кроме песка и камня. Цзяцзя вырвала из альбома два листа, разложила их на камнях и села, скрестив ноги.

Она стала рисовать рыб в воде, хотя с этого места их не было видно. Цзяцзя представила себе рыб матово-серыми, как большинство речных обитателей. Они различались по размеру, но все – с сильными, как у лосося, хвостами.