Тушеная свинина

Цзяцзя как раз начала рисовать плавники, когда сзади раздались громкий стук и ругательство, произнесенное мужским голосом. Она обернулась и увидела тощего, ничем не примечательного человека, упавшего на бок. Рукой человек крепко прижимал к груди зеленую тетрадь. Рядом лежал костыль. Он был одет в просторную рыжую рубашку с нагрудным карманом и короткими рукавами, заправленную в линялые синие брюки. Цзяцзя поколебалась, но затем все-таки помогла мужчине подняться на ноги и вручила костыль.

– Спасибо, – поблагодарил незнакомец, отряхивая одежду. – Слишком скользко для калеки.

– У вас пекинский акцент, – заметила Цзяцзя.

Тот удивленно откинул голову и слегка приподнял костыль в знак восхищения ее догадливостью.

– Так вы тоже из Пекина? Что вы здесь делаете?

– Рисую.

– Всегда приятно встретить кого-нибудь из Пекина. – Он протянул ладонь для рукопожатия. – Как вас зовут?

– У Цзяцзя.

– Вы художница? А я писатель. Меня зовут Жэнь Ци. Покажите мне свои рисунки!

Он наклонил голову к Цзяцзя и заглянул в ее альбом. Она инстинктивно сделала небольшой шаг назад, и он посмотрел на нее виноватым взглядом, стыдясь непреднамеренного неуважения.

Цзяцзя показала ему наброски, и Жэнь Ци внимательно изучил каждый, не делая замечаний. Она поняла, что он гораздо моложе, чем ей вначале показалось. Ему, верно, было лет двадцать с небольшим.

– Продолжайте рисовать! А я буду сидеть здесь и вдохновляться, – наконец сказал он и медленно опустился на землю. – Черт! Здесь мокро.

Большую часть дня, пока солнце дугой двигалось над ними, Цзяцзя рисовала рыб, а Жэнь Ци сосредоточенно смотрел на речную гладь. Его глаза сузились в щелочки, словно он размышлял, а указательный палец выводил на коленях какие-то знаки. Иногда он рассказывал Цзяцзя что-нибудь о Тибете. Тибет называли третьим полюсом мира. В Тибете находится самое высокогорное пресноводное озеро в мире, но как оно называется? Он не мог вспомнить. Почти половина населения Земли зависела от притока пресной воды с Тибетского нагорья. Если вы не знаете названия местного цветка, его можно назвать просто «гесанг». Кстати, по-немецки это слово означает «песня». Каждый человек в Тибете умеет танцевать и петь.

– Моя жена тибетка, – сказал он. – Так что могу засвидетельствовать: она действительно потрясающая танцовщица и певица.

Цзяцзя рассмеялась.

– Вы экскурсовод?

– У Цзяцзя, я провожу много исследований для моих книг. К тому же моя жена была гидом. Так мы с ней и познакомились. Но потом она бросила работу и поехала со мной в Пекин.

Он огляделся по сторонам.

– Как поживают рыбы?

На этот раз, как мальчишка на первом свидании, он, казалось, боялся подойти слишком близко.

– Вы любите изобразительное искусство? – спросила она, протягивая альбом.

– Теоретически да. Мне оно очень нравится, но лишь в теории. Художники в наши дни стали роботами. На самом деле этим грешат не только художники, но и писатели, музыканты, даже спортсмены! Они рисуют, пишут или играют одно и то же снова и снова. Те же птицы и горы, те же герои и истории. Но, по сути, У Цзяцзя, мы все еще люди, а потому случайные отклонения от механического творчества означают либо абсолютный блеск, либо совершенную катастрофу. Все мы живем ради этих ярких мгновений.

Он пролистал альбом, достал из-за уха сигарету, понюхал.

– Похоже, я рисую рыб механически, – грустно улыбнулась Цзяцзя.

– Знаете что? Мне кажется, в ваших рисунках что-то есть. Что-то значимое.

Он подержал в руке одну из страниц, переворачивая взад-вперед, а затем вырвал.

Цзяцзя выхватила у него альбом.

– Эта самая лучшая, сохраните ее, – посоветовал он. – Остальное можете выбросить. А у нее есть эмоции. Это как будто… – Он подержал лист так, чтобы на него падали лучи солнца, и на мгновение задумался. – Как будто в ее маленьком брюшке заключены вся гордость и одиночество этого мира. Она напоминает мне о жене.

– Гордая и одинокая. Она такая, ваша жена?

Жэнь Ци протянул рисунок.

– Мы все такие большую часть времени. По крайней мере одинокие, это уж точно, – сказал он.

Цзяцзя изучающе посмотрела на рисунок. Все эти годы она рисовала и писала маслом так, словно играла в сквош, отбивая мячи от стены в изолированном пространстве. Никто никогда не говорил ей, что ее искусство имеет эмоции – в большинстве случаев учителя говорили обратное, – и она не совсем поняла, что имеет в виду Жэнь Ци.

– Месяц назад моя жена исчезла, – признался Жэнь Ци. – Однажды утром она просто ушла в парикмахерскую и больше не вернулась. Полиция тоже не смогла ее найти. Я не мог каждый день ждать ее дома, поэтому приехал сюда, чтобы ее отыскать. Я подумал, что, может быть, она вернулась на родину.

– Она отсюда, из Лхасы?

– Нет-нет. Она родилась вот в этой деревне. – Он достал из записной книжки сложенную в несколько раз карту и указал на точку в юго-восточной части Тибета, у дороги, соединяющей его с Сычуанью. – Через несколько дней я собираюсь поехать туда, после того как повидаюсь с ее друзьями здесь, в Лхасе.