Тушеная свинина

Прежний страх исчез, как будто его никогда не было. Тупик был иллюзией, она нашла путь. Скульптура, чем бы она ни была, вероятнее всего, имела какое-то отношение к сну Чэнь Хана. Он наверняка ее видел.

– Поехали. Отправимся туда поскорее. Встретимся у машины через десять минут, – торопливо проговорила она. – Курс на вашу деревню.

– Думаю, сегодня слишком поздно. Уже темнеет, лучше остаться в…

– Что вы знаете о человеке-рыбе?

– О каком человеке-рыбе?

– О том, о котором вы только что говорили! О рыбочеловеке из бревна в вашей деревне!

– Человек-рыба? А, человек-рыба! – Он откинул голову назад и рассмеялся. – Какое замечательное имя! Я должен рассказать о нем Деду. Мы всегда говорим «скульптура». Но «человек-рыба» – это действительно волшебно. Я придумаю о нем какую-нибудь сказку и расскажу деревенским детям. Они будут в восторге.

Цзяцзя подошла к гиду и, схватив за плечи, сильно встряхнула. Должно быть, Ти-Эс понял, насколько она полна решимости и отчаяния, потому что замолчал, расслабился и перестал выпячивать грудь, отчего стал казаться еще более щуплым. Затем, ни слова не сказав, выбежал из номера, чтобы подготовить машину.

За тонкой пеленой облаков сияла луна, ночь была влажной, дул свежий ветерок. Они находились высоко в заснеженных горах. Когда джип свернул на ухабистую дорогу, Цзяцзя увидела группку деревенских жителей: они пили и танцевали у костра, пламя которого освещало молитвенные флаги, свисавшие с крыш или прикрепленные к столбам, вкопанным в землю.

Старик с седой косой, одетый в коричневый халат, медленно двинулся к машине. Ти-Эс припарковал джип и окликнул старика по-тибетски. В ответ старик махнул рукой, и Ти-Эс что-то крикнул, повернувшись к двухэтажному крестьянскому дому из белого кирпича недалеко от места парковки.

– Это и есть тот, кого мы называем Дедом. Он неразговорчив, – объяснил проводник. – Он мне как настоящий дедушка и, кажется, появился в нашей деревне, когда моя мать была еще маленькая.

На мгновение над костром взвился язык пламени, и Цзяцзя ясно разглядела лицо старика. В его взгляде, пронизывавшем насквозь, словно она была стеклянная, чудилось что-то знакомое. Как будто он был давним соседом, с которым она никогда не разговаривала, человеком, который знал о ней все, но держал это в тайне. Она поймала его взгляд и отвернулась.

Из двери вышла коренастая женщина средних лет с удивленным лицом и повела старика обратно к дому. На ходу она то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть на Цзяцзя.

– Эта женщина – моя мать, – объяснил Ти-Эс, таща чемодан Цзяцзя к дому. – Никто толком не знает, откуда взялся Дед. Мать говорит, он просто появился однажды, но не помнит, когда именно. Она тогда была маленькая. Раньше наша деревня была гораздо более изолированной. Теперь, когда построили дорогу, по ней проезжает много автомобилей. Мама думает, Дед поселился у нас, когда начали строить первые дороги, соединяющие большие деревни. Может, приехал из соседнего поселения.

Семья выделила Цзяцзя отдельную комнату. Мать накормила ее жареной капустой и омлетом, извинившись, что после ужина осталось совсем немного еды. Стены в доме были выкрашены в бирюзовый, а на стене рядом со святилищем для статуй Будды висела картина с изображением желтых тибетских длинных труб – дунгченов. Почти вся мебель была сделана из дерева цвета изюма – диван, столы, алтарь. Весь дом пропах козьим маслом и ладаном – резкий запах, который годами впитывали дерево и кирпичи.

Цзяцзя хотела, чтобы Ти-Эс сразу провел ее к реке и показал человека-рыбу, но было уже поздно, и гиду стоило дать пообщаться с семьей после долгой разлуки. С нетерпением ожидая следующего дня, она открыла окно и впустила прохладный влажный воздух. Костер догорал, только четверо мужчин пили тибетское пиво чанг. У всех на коленях лежали ковбойские шляпы. Цзяцзя уселась на вышитую подушку и попыталась понять, о чем говорят ее соседи. Дед, казалось, жил в доме гида. Цзяцзя это показалось странным, так как ее семья никогда бы не приняла на постой неродного пожилого гостя. Она достала из сумки сигарету, на мгновение зажала ее между губ, а потом чиркнула спичкой и закурила.

Жэнь Ци так и не позвонил. Цзяцзя верила, что новый знакомый сдержит обещание. Он казался честным человеком. Может, он еще не нашел жену? Тогда он, по крайней мере, мог бы сообщить об этом.

Вспоминая разговор с ним, Цзяцзя потерла сквозь юбку родимое пятно в форме воздушного змея. Иногда она непроизвольно поглаживала его рукой, словно желая стереть. Вернулась головная боль, еще сильнее, чем прежде. Цзяцзя осторожно подтянула ноги к груди и обняла их. Она смотрела, как мужчины уходят от костра и как угасают последние угли, пока пульсирующая боль мало-помалу не стихла, а потом не прекратилась совсем. Услышав смех и болтовню, доносившиеся из гостиной, Цзяцзя накрыла ноги одеялом, сотканным матерью гида, прислонилась к стене и сидела так, пока полумесяц не исчез на посветлевшем небе.

Глава 13