Тушеная свинина

После трех гудков телефон замолчал. Цзяцзя еще несколько секунд смотрела на него, на случай, если кто-то позвонит снова, но ничего не произошло. Она с облегчением села на диван и достала фотографию, привезенную из Тибета. Даже со спины она могла сказать, что мужчина был молод. А женщина казалась легкой, как листик. Цзяцзя с трудом могла представить, что внутри нее развивается еще одно живое существо.

Потом Цзяцзя решила принять душ. Так восхитительно было встать под горячую воду в гостевой ванной и тщательно вымыться. Она уже несколько дней не принимала настоящий душ. С тех пор как она приехала в родную деревню Ти-Эса, мыться означало просто обтираться влажным полотенцем. Она дважды вымыла голову, несколько раз намылилась и долго стояла под струями воды.

Она вышла из ванной и обнаружила, что отец вернулся и занят нарезкой моркови. Цзяцзя села на диван и позволила воздушному потоку от кондиционера мягко ее обдувать. Потом ей стало холодно, и она повернулась к книжным полкам, чтобы чем-нибудь себя занять. Ницше, Руссо, Дидро, Сунь-цзы и другие книги выстроились на полках рядом с десятками томов, посвященных династии Ляо, – эпохе, которая особенно интересовала отца с самого детства. Он никогда не мог объяснить, почему питает такую нежность к этой династии. Остальные находили это довольно странным. Династия Тан, эпоха воюющих царств, или династия Цин предлагали гораздо больше захватывающих сюжетов.

Цзяцзя ничто из этого не заинтересовало. Она не собиралась брать в руки «Общественный договор» и углубляться в чтение. Она переместилась к другому концу полки и перед подборкой книг по истории Бургундии заметила каменную фигурку размером с ладонь. Это был рыбочеловек, стоявший среди других маленьких украшений на полке как любопытный сувенир. На мгновение она замерла. Зачем отцу понадобился рыбочеловек? Почему она не замечала его раньше? А может, она все-таки видела

его прежде? На миг Цзяцзя почувствовала потрясение. Все тело внезапно охватила слабость. Она попыталась успокоиться, повернула рыбочеловека и увидела, что спина у него гладкая, без номера. Эта фигурка, в отличие от виденных ею в деревне, была сделана более искусно.

– Мой руки! Я почти закончил! – крикнул отец, перекрывая звуки скворчавших свежих овощей, брошенных в раскаленное масло.

Испугавшись его голоса, Цзяцзя инстинктивно сунула рыбочеловека в карман. Отец появился на пороге кухни, держа в каждой руке по тарелке.

– Принеси рис, – попросил он. – И палочки.

Она повиновалась.

Цзяцзя сидела за столом и изучала отца, думая о фигурке в кармане. Отцовская рука, державшая палочки для еды, слегка дрожала – впервые она заметила это много лет назад, когда он пригласил дочь на обед, но сегодня ее сердце сжалось и затрепетало.

На столе стояла тарелка с тушеной свиной грудинкой, немного темноватой, политой, пожалуй, слишком большим количеством масла. Другим блюдом была очень яркая жареная морковь с грибами, приготовленная более искусно.

Отец взял, словно ложкой, палочками кусок свинины и осторожно положил на тарелку Цзяцзя.

– Попробуй.

Цзяцзя держала тарелку в руке и смотрела на одинокий кусок свинины.

– Попробуй, – повторил отец. – Ты ведь любишь тушеную свинину?

Она взяла кусочек и сунула в рот. Хотя она ожидала, что мясо будет довольно соленым из-за слишком большого количества соевого соуса, оно оказалось слишком сладким.

Отец удовлетворенно улыбнулся и указал палочками на окно.

– Если бы я ушел на пять минут позже, в супермаркете бы закончилась свиная грудинка. Я помню, когда ты была маленькая, то каждый день просила тушеную свинину. Свиная грудинка вкуснее всего, когда ее тушат. Съешь еще немного. Уверен, ты устала от тибетских блюд и уже через несколько дней начала скучать по домашней еде.

Последний раз Цзяцзя сидела дома и ужинала с отцом за день до его ухода. Что они ели? Она попыталась исследовать пещеру своей памяти, но не смогла вспомнить ни одного блюда, стоявшего тогда на столе. Она отправила в рот еще один кусок свинины, несколько раз пожевала и, прежде чем проглотила, взяла еще один.

Затем, совершенно не готовая к этому, вдруг обнаружила, что истерически плачет. Как упавший ребенок, который сдерживал слезы, пока родители не заключили его в объятия, и лишь тогда испустил душераздирающий, обжигающий вопль. Всхлипывая, она несколько раз кивнула, давая понять отцу, что он прав – она действительно любит тушеную свинину. Она надеялась, что он понял, так как не могла подобрать слов. Цзяцзя полностью потеряла над собой контроль. Не было ни единой веревочки, за которую она могла бы дернуть, чтобы остановить этот плач, который, казалось, никогда не закончится.

Отец не пошевелился. Все еще держа миску с рисом в своих больших руках, он молча слушал ее.

Время либо застыло, либо летело невероятно быстро. Цзяцзя подумала, что могло происходить и то, и другое. Когда из глаз хлынули слезы, она почувствовала, что тает, как кусок мыла, теряя первоначальную форму. Она стала бесформенной копией самой себя и поняла, что это изменение будет необратимым.