Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тем временем семь принцесс, семь дочерей царя джиннистанского, возвратились с празднеств, на которые были приглашены отцом своим. Младшая, не успев даже переменить дорожного платья, побежала искать Гассана. И нашла она его в его комнате лежащим на постели, побледневшим и сильно изменившимся; глаза его были закрыты, и слезы медленно текли по его щекам. Увидав все это, молодая девушка издала скорбный вопль, бросилась к нему, обняла его шею руками, как сестра обнимает брата, поцеловала его в лоб и глаза и сказала:

— О возлюбленный брат мой, клянусь Аллахом! Сердце мое разрывается, при виде тебя в таком состоянии! Ах, скажи мне, чем страдаешь ты, чтобы я могла найти для тебя целебное средство!

Грудь Гассана приподнялась от рыданий, головою и рукою сделал он движение, означавшее: «Нет!», и не произнес ни слова. Обливаясь слезами, с бесконечною ласкою в голосе молодая девушка сказала ему:

— О брат мой Гассан, душа души моей, радость глаз моих, жизнь сделалась мне тесной и лишилась всякой прелести для меня, когда увидела я исхудалые и поблекшие щеки твои, провалившиеся очи твои! Заклинаю тебя священной привязанностью, нас соединяющей, не скрывай своего горя и своего недуга от сестры, которая готова тысячу раз пожертвовать жизнью своею, чтобы только спасти жизнь твою!

И, вне себя от печали, она осыпала его поцелуями, и, приложив руки к груди его, она стояла на коленях у его ложа и молила его. И спустя некоторое время Гассан вздохнул несколько раз скорбным вздохом и угасшим голосом сымпровизировал следующие стихи:

Когда бы ты внимательней вгляделась,

Причину мук моих ты поняла быБез объяснений лишних. Но зачемНам знать недуг, коль нет ему лекарства?Мое сместилось сердце, и глазаЗабыли сон! Ах, что любовь сгубила,То лишь любовью можно исцелить!

Потом обильные слезы потекли из глаз Гассана, и он прибавил:

— Ах сестра, чем можешь ты помочь тому, кто страдает по собственной вине своей? Боюсь, что тебе остается только дать мне умереть от горя и несчастья!

Но девушка воскликнула:

— Имя Аллаха над тобою и вокруг тебя, о Гассан! Что говоришь ты?! Если бы даже пришлось душе моей расстаться с телом, я не могла бы не прийти к тебе на помощь!

Тогда Гассан с рыданиями в голосе сказал ей:

— Так знай же, о Нераспустившаяся Роза, сестра моя, что вот уже десять дней, как я не принимаю пищи, и это по такой-то и по такой-то причине.

И рассказал он ей о своем приключении, не пропуская ни одной подробности.

Когда Нераспустившаяся Роза выслушала рассказ Гассана, она не только не оскорбилась, как того можно было ожидать, но выказала сострадание и стала плакать вместе с ним.

Но в эту минуту Шахерезада заметила, что приближается утро, и со свойственной ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

продолжила:

Она выказала сострадание и стала плакать вместе с ним. Затем сказала ему:

— О брат мой, успокой душу свою, освежи глаза свои и осуши слезы! Я же, клянусь тебе, готова отдать жизнь свою и душу свою, чтобы помочь тебе и исполнить желание твое, доставить тебе ту, которую ты любишь. Иншаллах! Но советую тебе, о брат мой, хранить это в тайне, не говорить ни слова сестрам моим, иначе ты можешь навлечь гибель и на себя, и на меня. И если они заговорят с тобою о запретной двери и будут спрашивать о ней, отвечай им: «Я не знаю этой двери». И если они будут огорчаться твоим изнуренным видом и станут задавать тебе вопросы, отвечай им: «Если у меня такой изнуренный вид, то это потому, что я слишком долго томился в одиночестве и горевал от разлуки с вами. Сердце мое много тосковало по вас».

И Гассан ответил:

— Так я и скажу. Мысль твоя превосходна!

И обнял он Нераспустившуюся Розу и почувствовал, что душа его успокаивается и грудь расширяется оттого, что избавился он от опасения прогневить сестру своим неповиновением относительно запретной двери. С этой минуты он перестал бояться, вздохнул свободно и попросил чего-нибудь поесть.

А Нераспустившаяся Роза еще раз поцеловала его и со слезами на глазах поспешила к сестрам, которым сказала:

— Увы, сестры мои, бедный брат мой Гассан очень болен. Вот уже десять дней, как не принимал он никакой пищи, потому что был в отчаянии от разлуки с нами. Мы оставили его здесь одного, бедного любимца нашего, и не с кем было ему слово сказать; и тогда вспомнил он о своей матери и о своей родине, и эти воспоминания наполнили горечью сердце его. О, как достойна жалости его участь, сестры мои!