Тысяча и одна ночь. В 12 томах

На самом деле это был великан, а то, что показалось Гассану палаткой, было не чем иным, как его ухом, которое и защищало его, наподобие палатки, от солнца. И пробужденный таким образом ото сна великан поднялся с ревом, впал в гнев и набрал в себя воздух так, что в животе у него забурчало, и выпустил он из зада своего ветры с такой силой, что Гассана сначала бросило лицом вниз, на землю, а потом подняло в воздух вверх тормашками. И прежде нежели он успел снова упасть на землю, великан подхватил его за шею в том месте, где кожа всего нежнее, и держал его на весу, как сокол держит в когтях воробья. И собрался уже великан покрутить его в руке и приплюснуть затем на земле, искрошив ему кости…

Когда Гассан понял, что его ожидает, он стал отбиваться изо всех сил и закричал:

— Ах, кто спасет меня? Ах, кто избавит меня? О великан, сжалься надо мною!

Услышав эти крики Гассана, великан сказал себе: «О Аллах! А недурно поет эта птичка! Мне нравится ее щебетанье! Отнесу-ка я ее нашему царю».

И, осторожно держа его за ногу, чтобы не помять, он вошел в густой бор, где посреди лужайки сидел на скале царь великанов Земли Белой Камфоры. Вокруг него стояла стража из пятидесяти великанов ростом в пятьдесят локтей.

Тот, который держал Гассана, подошел к царю и сказал ему:

— О царь наш, вот птичка, которую я поймал за лапку и принес тебе, потому что у нее красивый голосок. Она приятно щебечет.

И, слегка ударив Гассана по носу, он сказал ему:

— Спой-ка что-нибудь царю!

Гассан, не понимая языка, на котором говорил великан, подумал, что настал его последний час и стал отбиваться, крича:

— Ах, кто меня спасет? Ах, кто избавит меня?

Царь же, услышав его голос, затрясся от радости и сказал великану:

— О Аллах! Она прелестна! Ее надо сейчас же отнести моей дочери, она восхитится ею! — И прибавил он, повернувшись к великану: — Да скорей посади ее в клетку и повесь ее в комнате дочери моей, возле ее кровати, чтобы птичка развлекала ее своим пением и щебетаньем!

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И скорей посади ее в клетку да повесь ее в комнате дочери моей, около ее кровати, чтобы птичка развлекала ее своим пением и щебетаньем!

Тогда великан поспешил посадить Гассана в клетку и поставил ему туда две большие чашки: одну для пищи, другую для воды. И просунул ему в клетку две жердочки, чтобы он мог петь и прыгать вволю; и отнес он клетку в комнату царской дочери и повесил птичку у изголовья ее кровати.

Когда царская дочь увидала Гассана, она восхитилась лицом его и красивыми формами его и стала ласкать его и всячески баловать. И чтобы приручить, говорила нежным голосом, хотя Гассан не понимал ничего из ее речи.

Но так как он видел, что она не желает ему зла, то пытался внушить ей жалость к своей участи, плакал и стенал. А царевна каждый раз принимала его стоны и вздохи за стройное пение, и нравилось оно ей чрезвычайно. И в конце концов почувствовала она к нему необыкновенное влечение; и не могла расставаться с ним ни днем ни ночью.

И чувствовала она, что все существо ее волнуется от приближения к нему.

И часто делала она ему разные знаки, но он ничего не понимал. И вот однажды царевна вынула Гассана из клетки, чтобы вычистить ее, а ему переменить одежду.

И когда она раздевала его, то увидела, — о великое открытие! — что он вовсе не был лишен того, что было у гигантов отца ее, хотя все это было чрезвычайно маленького размера. И она подумала: «Клянусь Аллахом! Я впервые вижу птицу с такими частями тела!» И она принялась тискать Гассана, и поворачивать его, и переворачивать во все стороны, удивляясь с каждым мгновением тому, что в нем обнаруживала. И Гассан был в ее руках точно воробей в руках охотника. А юная великанша, увидев, что под ее пальцами его огурец превращается в кабачок, так рассмеялась, что опрокинулась на спину. И она воскликнула:

— Какая удивительная птица! Он поет, как птицы, и ведет себя с женщинами так же галантно, как гигантские мужчины!

И так как она хотела воздать ему должное за выказанное уважение, то поставила его против себя и принялась ласкать его повсюду, словно бы он был мужчиной, делая ему тысячу предложений, но не словами, потому что птичка не могла их понять, а жестами и движениями, так чтобы он вел себя с ней так же, как воробей со своей воробьихой.

И с того часа Гассан сделался петушком для царской дочери.

Но, несмотря на то, что его ласкали и баловали, словно птичку, и что он пользовался всеми достоинствами великанши, и ему хорошо жилось в клетке, куда царевна-великанша запирала его каждый раз после того, как заканчивала свое дело с ним, Гассан был угрюм, ибо не забывал супруги своей Сияние, дочери царя царей Джиннистана, и островов Вак-Вак — цели своего путешествия, которая, как он знал, была уже близка.