Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И как только это желание было произнесено, оно было тотчас же исполнено. И благочестивый человек увидел, как его зебб раздулся и увеличился до такой степени, что можно было бы счесть его калабасом[6], отдыхающим между двумя большими круглыми тыквами. И вес всего этого хозяйства стал настолько значительным, что его владельца тянуло вниз, когда он вставал, и тянуло вверх, когда он ложился спать. А жена его была так напугана видом этого хозяйства, что сбегала всякий раз, когда благочестивый человек призывал ее для его испытания.

И она восклицала при этом:

— Как ты хочешь, чтобы я испытывала это твое хозяйство, чья струя способна сокрушать даже камни?

И бедняга в конце концов сказал ей:

— О ужасная женщина, это ты сотворила! Что же мне делать?

Она же ответила:

— Имя Аллаха на мне и вокруг меня! Молись пророку, о муж мой! Ради Аллаха! Я не нуждаюсь во всем этом и не говорила тебе просить столько! Так что молись теперь Небесам, чтобы уменьшить свое хозяйство! И это будет твое второе желание!

Тогда благочестивый поднял глаза к небу и сказал:

— О Аллах, я прошу тебя избавить меня от этого громоздкого товара и освободить меня от хлопот, которые он мне доставляет!

И тотчас же мужчина стал гладким внизу живота, без всякого следа зебба и яиц, как если бы он был юной невинной девушкой. Однако полное исчезновение его хозяйства не удовлетворило ни его, ни жену его, которую он начала проклинать за то, что она все это учинила. И благочестивый человек был расстроен до чрезвычайности, и он сказал жене своей:

— Это все твоя вина! Все это произошло благодаря твоему безумному совету! О женщина без разума, у меня было право на три желания перед Аллахом, и я мог выбирать что душе угодно, что мне нравится из вещей мира этого и мира грядущего. А теперь два моих желания уже исполнились, но при этом ничего хорошего не произошло, и вот я теперь в худшем состоянии, чем был. Но поскольку у меня все еще есть право на третье желание, я попрошу моего Господа, чтобы у меня полностью восстановилось то, что было вначале.

И он стал возносить эту молитву Господу, Который удовлетворил его желание. И так он вернулся к тому, что у него было вначале.

Мораль этой истории в том, что мы должны быть довольны тем, что имеем.

Затем Шахерезада сказала:

ОТРОК И РАСТИРАЛЬЩИК ХАММАМА

Сказывают, о царь благословенный, что у некоего растиральщика в хаммаме было много клиентов из сыновей именитых и самых богатых людей, так как хаммам, в котором он занимался своим ремеслом, был лучшим в городе. И вот в один из дней вошел в залу, где растиральщик ждал своих посетителей, отрок, у которого еще не начали расти волосы, и был он пухлый, со складками на теле и красивый лицом. И был это сын самого великого визиря. И растиральщик начал с удовольствием массировать нежное и мягкое тело отрока, и при этом он говорил себе: «Вот так тело! Повсюду подушки из жира! Какое богатство форм и какие они пухлые!» И он помог ему разлечься на теплом мраморе в теплой зале и продолжал растирать его с особой тщательностью. И когда он приблизился к бедрам, то был на грани изумления, заметив, что зебб толстяка едва достиг объема лесного ореха.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Он был на грани изумления, заметив, что зебб толстяка едва достиг объема лесного ореха. И он мысленно стал сокрушаться в душе своей и стал ударять одной рукой о другую, даже перестав заниматься своим делом.

Когда же юноша увидел растиральщика в объятиях такой печали и с расстроенным от огорчения лицом, он сказал ему:

— Что с тобой, о растиральщик?

И тот ответил:

— Увы, господин мой, мое отчаяние и моя скорбь о тебе! Ибо я вижу, что ты страдаешь от величайшего несчастья, от которого только может пострадать человек. Ты молод, красив и жирен, обладаешь всеми совершенствами лица и тела и всеми благодеяниями, даруемыми Создателем избранникам Своим. Но именно тебе не хватает инструмента восхищения, того, без которого мужчина не мужчина, от которого приобретает он мужественность, которым дает и получает. Будет ли жизнь жизнью без зебба и всего, что из него следует?!

При этих словах сын визиря печально опустил голову и ответил:

— Ты прав, дядя. И ты только что напомнил мне о том, что является предметом моего единственного страдания. Если наследство моего уважаемого отца так мало, то в том только моя вина, ведь я до сегодняшнего дня не позволял ему приносить плоды. И как козленок станет могущественным козлом, если будет держаться он подальше от возбуждающих коз, или как будет дерево расти, если его не поливать?! До сегодняшнего дня я держался подальше от женщин, и у меня еще не было желания разбудить моего ребенка в его колыбели. Но пора уже спящему проснуться и пастуху опереться на свой посох!

После этой речи сына визиря растиральщик хаммама сказал:

— Но как пастуху удастся опереться на свой посох, если он не больше фаланги мизинца?

Отрок же ответил: