Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Знай же, о сестра моя, что я принял эту предосторожность потому, что собираюсь теперь говорить с тобою об одной морской царевне, руки которой необычайно трудно добиться, но не из-за нее самой, а из-за ее отца. И потому было бы совершенно излишним, чтобы племянник мой слышал о ней раньше, чем мы будем уверены в благоприятном исходе дела; ибо ты знаешь, о сестра моя, что у нас — мусульман — любовь чаще проникает через уши, чем через глаза, так как лица женщин и девушек наших скрыты целомудренными покрывалами.

И царица сказала:

— О брат мой, ты прав, ибо любовь, подобная вначале струе меда, нередко превращается потом в соленое море гибели. Но поспеши, молю тебя, назвать мне имя этой царевны и отца ее.

Он сказал:

— Это царевна Гемма, дочь морского царя Саламандра.

Услышав это имя, Цветок Граната воскликнула:

— Ах, я припоминаю теперь эту царевну Гемму! Когда я жила еще в море, ей было не более года, но она уже отличалась красотой среди маленьких сверстниц своих. Какой обворожительной она должна была сделаться с тех пор!

Салех ответил:

— О да, она поистине обворожительна, и ни на земле, ни в подводных царствах не видано подобной красоты! О сестра моя, как прелестна она, и мила, и нежна, и восхитительна, и прекрасна! А какой цвет лица! Какие волосы! Какие глаза! И что за стан, нежный, и упругий, и лениво округлый со всех сторон без исключения! И когда она покачивается, то вызывает зависть у ветвей пальмы! Когда повернется — серны и дикие козы спешат спрятаться! Поднимет она свое покрывало — и солнце и луна кажутся пристыженными! Когда она двигается, то сшибает с ног! Когда лежит, то поражает насмерть! И если сядет, а затем встанет с места своего, то след ее так глубок, что уже никогда не исчезнет! Как же ей, столь ослепительной и совершенной, не называться Геммой?!

И Цветок Граната ответила:

— Правда! И мать ее, давшая ей это имя, была поистине вдохновлена Аллахом Всеведущим. Вот воистину та, которая подходит в супруги сыну моему Улыбка Луны!

Подумать только! А Улыбка Луны представлялся спящим, но ликовал в душе своей и трепетал мысленно в надежде, что будет скоро обладать этой царевной морской, столь пышной и столь стройной!

Но Салех прибавил:

— Но только, о сестра моя, что сказать тебе об отце царевны Геммы, царе Саламандре? Это грубиян, невежа, отвратительное существо! Он уже отказал в руке своей дочери нескольким морским царевичам, сватавшимся к ней, и даже с позором выгнал их, переломав им кости! И потому я не вполне уверен, как он примет нас и какими глазами посмотрит на наше предложение. И вследствие этого я нахожусь в крайнем смущении и нерешительности.

Царица ответила:

— Дело это весьма щекотливое. И мы должны хорошенько обдумать его и не трясти дерева раньше, чем созреет плод.

И Салех заключил:

— Да, подумаем, а потом посмотрим.

Затем, так как в эту минуту Улыбка Луны сделал вид, что просыпается, они прекратили разговор, предполагая возобновить его позднее с того места, на котором теперь остановились.

Вот пока и все о них.

Что же касается Улыбки Луны, то он поднялся со своего ложа, как если бы и не слышал ничего, и спокойно потянулся, но сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Хотя Улыбка Луны поднялся со своего ложа и спокойно, как если бы и не слышал ничего, потянулся, сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.

Но он и не подумал сказать об этом хоть одно слово матери и дяде своему и рано ушел к себе и провел всю ночь в одиночестве, терзаемый этим столь новым для него мучением; и он также размышлял, со своей стороны, о том, каким образом скорее достигнуть цели своих желаний. И бесполезно упоминать о том, что во всю ночь не удалось ему сомкнуть глаз ни на минуту.

И как только наступило утро, он встал и пошел разбудить дядю своего Салеха, ночевавшего эту ночь во дворце, и сказал ему:

— О дядя мой, мне хочется сегодня утром погулять по морскому берегу, ибо чувствую стеснение в груди, и морской воздух облегчит меня. И я прошу тебя сопровождать меня на этой прогулке.

И царевич Салех отвечал:

— Слышать — то же, что повиноваться!

И он вскочил и пошел с племянником своим на берег моря.

Долго ходили они вместе, и Улыбка Луны не говорил ни слова дяде своему. И он был бледен, и слезы стояли у него в глазах. Но вдруг он остановился и, присев на утесе, запел, глядя на море, только что сочиненные им стихи:

Если скажут мне,Когда как в огнеСтрастью сердце все мое пылает,

Если скажут мне:«Что милей тебе:Та вода, что жажду утоляет,Или милой вид?» —Сердце скажет:«Поглядев, я умереть согласно!»Бедное, оноВсе теперь полноСаламандра Геммою прекрасной!