Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Не успел шейх проговорить эти слова, как появилось великолепное шествие из тысячи прекрасных, как луны, девушек, одетых в пурпур и золото. И они выстроились в два ряда вдоль лавки шейха и очистили место для еще более прекрасной юницы, сидевшей на арабской лошади, на которой сверкали драгоценные камни. И это была сама царица Альманакх, волшебница. И она остановилась у лавки, сошла с лошади при помощи двух невольниц, державших лошадь под уздцы, и вошла к шейху, которому поклонилась с большою почтительностью. Потом она села на диван и с прищуром посмотрела на Улыбку Луны. И какой это был взгляд!

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ СОРОК ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А потом царица Альманакх села на диван и с прищуром посмотрела на Улыбку Луны. И какой это был взгляд! Долгий, пронзительный, ласкающий и обжигающий, как искра огня! И Улыбка Луны почувствовал, что его точно прокололи дротиком или обожгли раскаленным углем. И молодая царица обратилась к шейху и сказала ему:

— О шейх Абдурахман, откуда у тебя такой юноша?

Тот ответил:

— Это сын брата моего. Он только что приехал ко мне из путешествия.

Она сказала:

— Он очень хорош собою. Не одолжишь ли мне его на одну только ночь? Я только побеседую с ним и возвращу его тебе завтра утром целым и невредимым.

Шейх сказал:

— Но дашь ли клятву, что не подвергнешь его чарам?

Она ответила:

— Даю в том клятву пред главою волшебников и перед тобою, почтенный дядя!

И велела она отсчитать шейху тысячу золотых динаров в знак своей благодарности, а Улыбку Луны посадила на дивную, сверкающую драгоценными камнями лошадь и увезла с собою во дворец. И сияла она среди своего кортежа, как луна среди звезд. Улыбка Луны покорился своей участи, не сказал ни слова, дал вести себя и ничем не обнаружил своих чувств.

А волшебница Альманакх разгорелась страстью к этому юноше сильнее, нежели к кому-либо из своих прежних возлюбленных, и поспешила привести его в залу, стены которой были из чистого золота, а воздух освежался струей воды, бившей фонтаном в бирюзовом бассейне. И бросилась она с ним на большую кровать из слоновой кости и принялась осыпать его такими необычайными ласками, что он запел и заплясал всем существом своим. И не была она нисколько груба с ним, напротив, была так деликатна, право. И неисчислимы были наскоки петуха на неутомимую курочку. И говорил он себе: «Клянусь Аллахом! Она не груба и преисполнена нежности и уменья! Невозможно, чтобы царевна Гемма была настолько обаятельна! Я останусь здесь на всю жизнь и забуду и о дочери Саламандра, и о родных, и о царстве моем».

И в самом деле, он пробыл в Городе чар сорок дней и сорок ночей, проводя все свое время с молодой волшебницей в пирах, плясках, пении, ласках, всевозможных движениях, наскоках, совокуплениях и других подобных вещах, доводящих его до пределов веселья и удовольствия.

И по временам ради шутки Альманакх спрашивала его:

— О глаз сердца моего, не лучше ли тебе со мной, нежели с дядей в лавке?

А он отвечал:

— Клянусь Аллахом! О госпожа моя, дядя мой жалкий продавец лекарственных снадобий, ты же само противоядие!

И когда наступил вечер сорокового дня, волшебница Альманакх после бесконечных объятий казалась более взволнованной, чем обыкновенно, и собралась уснуть. Но около полуночи Улыбка Луны, притворившийся спящим, увидел, что она встает с постели и что лицо ее пылает как в огне. И дошла она до середины залы, где взяла с медного подноса горсть ячменных зерен, которые и бросила в бассейн. И несколько минут спустя зерна проросли, стебли их вышли из воды, колосья созрели и пожелтели. Тогда волшебница собрала новые зерна, истолкла их в мраморной ступке, подмешала к муке порошков, которые брала из разных ящичков, и замесила тесто, придав ему затем вид лепешки. Потом поставила она лепешку на решетку жаровни и стала медленно пропекать.

А когда она испеклась, сняла ее, завернула в салфетку, спрятала в шкаф легла на кровать рядом с Улыбкой Луны и заснула.

Но на другое утро Улыбка Луны, который со времени водворения своего во дворце забыл о шейхе Абдурахмане, вспомнил о нем и подумал, что теперь необходимо пойти к нему и сообщить обо всем, что делала волшебница в эту ночь. И пришел он в лавку шейха, который встретил его с восторгом, обнял от души, усадил и спросил:

— Надеюсь, сын мой, что тебе не придется жаловаться на волшебницу Альманакх, хотя она и не из правоверных?

Он отвечал:

— Клянусь Аллахом, добрый дядя, она все время обращалась со мною с большой деликатностью и ничем не обидела меня. Но сегодня ночью я заметил, что она встала, и, увидев, что лицо ее пылает как в огне, я притворился спящим и увидел, что она занимается чем-то опасным. Вот почему, о почтенный дядя, я пришел посоветоваться с тобой.

И рассказал он ему о ночных операциях волшебницы.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ СОРОК СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала: