Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О вероломный! Не стыдно ли тебе, ибо ты воспользовался несколькими мгновениями, когда пошел отворять дверь, и выдал меня, рассказывая о моем посещении этому старому нищему! Воистину, Ишах, не думала я, что ты так слаб, что и в течение какого-нибудь часа не можешь хранить чужую тайну! Позор людям, похожим на тебя!

Я же клялся ей тысячей клятв, что я ни при чем в этой нескромности, и сказал ей:

— Клянусь тебе могилой отца моего Ибрагима, что я ничего не говорил этому старому слепцу!

И подруга поверила мне и наконец позволила ласкать и целовать себя, не опасаясь, что это увидит наш гость. Я же то целовал ее в щеки и уста, то щекотал, то щипал ей груди, то слегка покусывал ее в деликатных местах; а она смеялась чрезвычайно. Потом я обратился к старику и сказал ему:

— Споешь ли нам еще что-нибудь, о господин мой?

Он ответил:

— Почему же нет?

И, снова взяв лютню, он пропел:

Ах, часто я ласкаю с упоеньем

Все прелести возлюбленной моейИ провожу трепещущей рукоюПо обнаженной белоснежной коже!Ее целую мраморную грудь,Иль жадными устами приникаюК гранатам сочным пламенных ланит,И вновь и вновь я ласки начинаю!

Тогда, услышав это, я уже перестал сомневаться в том, что старик притворяется слепым, и попросил подругу свою закрыть лицо покрывалом. Нищий же вдруг сказал мне:

— Мне бы нужно выйти на минуту, покажи мне место уединения.

Тогда я встал, вышел, чтобы принести свечу и посветить ему, и вернулся за ним. Но когда я вернулся, то никого уже не было в комнате: слепой исчез, а вместе с ним исчезла и девушка. Я же, когда опомнился от удивления, искал их по всему дому, но нигде не нашел. А между тем двери и замки оставались запертыми изнутри, и потому уж не знал я, как они ушли: через потолок или сквозь землю, которая открылась и снова закрылась над ними.

Убедился я только в том, что сам Иблис сперва служил мне сводней, а затем похитил у меня девушку, которая была лишь видимостью, призраком.

И, рассказав это, Шахерезада умолкла. Царь же Шахрияр был чрезвычайно взволнован рассказом и воскликнул:

— Да смутит Аллах злого духа!

И, видя, что он насупил брови, Шахерезада захотела его успокоить и рассказала следующее:

ЕГИПЕТСКИЙ ФЕЛЛАХ И ЕГО БЕЛЫЕ ДЕТИ

Каирский губернатор эмир Могаммед так передает это в книге летописей:

— Объезжая Верхний Египет я остановился однажды ночевать в доме одного феллаха[24], бывшего местным шейх-аль-баладом[25]

. Это был пожилой человек, кожа у него была чрезвычайно темного цвета, а борода уже седела. Но я заметил, что у него были малолетние дети, кожа которых была чрезвычайно бела, щечки у них были румяные, волосы белокурые, а глаза голубые. Когда он, оказав нам широкое гостеприимство, пришел побеседовать с нами, я спросил его:

— Почему у тебя, такого темнокожего, сыновья имеют такую белую кожу, румянец на щеках и такие светлые волосы и глаза?

Феллах же привлек к себе детей своих и, лаская их тонкие волосы, сказал мне:

— О господин мой, мать моих детей — дочь франкского[26] народа, и я купил ее как военнопленную во времена Саладина Победоносного[27], после битвы при Хаттине[28], которая навсегда освободила нас от чужеземцев-христиан, завладевших Иерусалимским царством. Но это было очень давно, в дни молодости.

Я же сказал ему:

— Так расскажи нам об этом, о шейх, доставь нам удовольствие!

И феллах сказал:

— От всего сердца как дань должного уважения к гостям. Приключение же мое с супругой моей, дочерью франков, очень необычайно.

И рассказал он нам следующее:

— Вы должны знать, что по ремеслу я возделыватель льна; отец и дед мой также сеяли лен, и по происхождению своему я феллах из феллахов этого края. Был год, когда милостью Аллаха мой лен, посеянный, выращенный, очищенный и доведенный до совершенства, дошел до стоимости пять золотых динаров. Я предложил его на рынке, но мне не давали настоящей цены, и купцы сказали мне:

— Отвези свой лен в Акру[29], ты продашь его там с большим барышом.

И послушался я их, взял свой лен и повез его в Акру, которая в ту пору была в руках франков. И действительно, я заключил выгодную сделку, уступив половину моего льна маклерам с кредитом на шесть месяцев; остальное я оставил себе и остался в городе, продавая лен в розницу с громадной прибылью.

Однажды, когда я занимался продажей моего льна, подошла покупать его у меня молодая франкская девушка с открытым лицом и без покрывала на голове по обычаю франков. И стояла она передо мною красивая, беленькая, прекрасная, и я мог свободно любоваться ее красотою и свежестью. И чем дольше смотрел я на лицо ее, тем сильнее овладевала моим рассудком любовь. И я старался как можно медленнее отпускать ей лен.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила