Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И чем дольше смотрел я на лицо ее, тем сильнее овладевала моим рассудком любовь. И я старался как можно медленнее отпускать ей лен. Наконец завернул я ей сверток и уступил очень дешево. И ушла она, а я долго следил за нею взглядом.

Несколько дней спустя она снова пришла за льном, и я продал ей еще дешевле, нежели в первый раз, и не допустил ее торговаться. И поняла она, что я влюблен в нее, и ушла; но вскоре она пришла опять в сопровождении старухи, которая оставалась все время, пока шла покупка, и возвращалась каждый раз, когда молодая девушка приходила за льном.

В один из таких приходов, так как любовь совершенно завладела моим сердцем, я отвел старуху в сторону и сказал ей:

— Можешь ли ты сблизить меня с нею? Я же сделаю тебе подарок.

Старуха ответила:

— Я могу устроить тебе свидание, но при условии, что это останется между нами, и, кроме того, тебе придется заплатить.

Я ответил:

— О спасительница моя, если бы душа и жизнь моя должны были бы пойти в уплату за ее благосклонность, я отдал бы и жизнь и душу. А что касается денег, то это уже не такое важное дело.

И уговорился я с ней и обещал в виде куртажа сумму в пятьдесят динаров, и отсчитал их немедленно. И, покончив дело таким образом, старуха ушла, чтобы переговорить с молодой девушкой, и скоро принесла благоприятный ответ. А потом сказала:

— О господин мой, у этой девушки нет места для таких свиданий, потому что она еще девственница и ничего не понимает в таких вещах. Поэтому ты должен принимать ее у себя, она будет приходить и оставаться у тебя до утра.

И я покорно согласился и отправился домой, чтобы приготовить все, что нужно по части блюд, питья и печенья. И стал я ждать.

И скоро я увидел приближающуюся франкскую девушку, отворил ей двери и ввел к себе в дом. Так как было лето, я приготовил все на террасе. И посадил я ее рядом с собой и пил и ел вместе с нею. Дом, в котором я жил, стоял на самом берегу моря; терраса была прекрасна под лунным сиянием, а небо горело звездами, которые отражались в воде. И при виде всего этого я взглянул на себя со стороны и подумал: «Не стыдно ли тебе перед Аллахом под сводом неба и перед лицом моря восставать против Прославленного, развратничая с этой христианкой, которая не твоей расы и не твоего закона?!»

И, несмотря на то что я уже лежал рядом с молодою девушкою, которая любовно прильнула ко мне, я сказал в душе своей: «Господь, Бог славы и правды, будь свидетелем, что я целомудренно воздерживаюсь от связи с этой христианкой, дочерью франков». И с этими мыслями я повернулся к ней спиной, не прикасаясь к ней даже рукою; и уснул я под благосклонным сиянием неба.

Когда наступило утро, франкская девушка встала, не говоря мне ни слова, и ушла сильно опечаленная. Я же отправился в свою лавку и снова принялся, по обыкновению, продавать лен. Но около полудня молодая девушка в сопровождении старухи, видимо рассерженная, прошла мимо моей лавки; я же снова возгорелся желанием обладать ею, тянуло меня к ней до смерти. И это потому, что, клянусь Аллахом, она была прекрасна, как луна, и не в силах я был противиться искушению, и думал я, щупая себя: «Да кто же ты таков, о феллах, чтобы так обуздывать свое желание обладать этой юницей? Разве ты аскет, суфий, евнух, кастрат или один из тех несчастных оскопленных, живущих в Персии или Багдаде? Разве ты не принадлежишь к мощной расе феллахов Верхнего Египта или мать не кормила тебя грудью?

И, не думая больше ни о чем, я побежал за старухой и, отведя ее в сторону, сказал ей:

— Я желал бы второго свидания.

А она ответила:

— Клянусь, теперь это было бы возможно только за сто динаров.

Я же тотчас отсчитал сто динаров золотом и отдал ей. И молодая франкская девушка пришла ко мне во второй раз. Но перед лицом открытого неба совесть снова заговорила во мне с прежней силою, и второе свидание кончилось так же, как и первое, и я снова целомудренно воздержался. Она же, сильно раздосадованная, встала и ушла.

А на следующий день, когда она проходила мимо моей лавки, меня охватило то же чувство, и сердце мое затрепетало, и снова пошел я к старухе и говорил с ней о том же. Но она гневно посмотрела на меня и сказала:

— Разве люди твоей веры так обращаются с девушками?! Клянусь, о мусульманин, никогда более не увидишь ты ее, разве что захочешь на этот раз уплатить мне пятьсот динаров!

И она ушла.

Я же, дрожа от волнения и сгорая от любви, решил собрать всю стоимость моего льна и пожертвовать пятьсот динаров. И, завернув их в кусок полотна, я собирался уже отнести их старухе, как вдруг…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Она ушла.

Я же, дрожа от волнения и сгорая от любви, решил собрать всю стоимость моего льна и пожертвовать пятьсот динаров. И, завернув их в кусок полотна, я собирался уже отнести их старухе, как вдруг услышал голос глашатая, который кричал: