Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Поэтому, как только она узнала, что халиф уехал на охоту и на рыбную ловлю, она велела приготовить в своих покоях роскошный пир, на котором вдоволь было и напитков, и фарфоровых блюд, наполненных печеньем и засахаренными плодами. И послала она самым торжественным образом пригласить Силу Сердца, приказав невольницам сказать ей: «Госпожа наша Сетт Зобейда, дочь Джафара, супруга эмира правоверных, приглашает тебя сегодня на пир, который дает в твою честь, о госпожа наша Сила Сердца. Сегодня она принимала лекарство, а так как для того, чтобы оно хорошо подействовало, нужно, чтобы радовалась душа и успокаивался ум, то она нашла, что лучшая радость и лучшее успокоение могут быть даны ей только видом твоим и дивным пением твоим, о котором она слышала восторженные отзывы самого халифа. И она желает сама послушать тебя».

Сила Сердца на это ответила:

— Слушаю и повинуюсь Аллаху и госпоже нашей Сетт Зобейде!

И тотчас же встала она; и не знала она, что готовят ей таинственные предначертания судьбы. И взяла она необходимые ей музыкальные инструменты и последовала за старшим евнухом в покои Сетт Зобейды.

Когда же она явилась к супруге халифа, то несколько раз поцеловала землю между рук ее, потом поднялась и бесконечно приятным голосом сказала:

— Мир пологу и дивному покрывалу этого гарема, мир той, которая принадлежит к числу потомков пророка и унаследовала добродетели Аббасидов! Да продлит Аллах счастье госпожи нашей до тех пор, пока дни и ночи будут сменять друг друга!

И, произнеся это приветствие, она отступила в ряды других женщин и служанок. Тогда Сетт Зобейда, лежавшая на большом бархатном диване, медленно подняла глаза свои на любимицу халифа и пристально посмотрела на нее. И ослепила ее красота…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И ослепила ее красота этой молодой девушки, волосы которой были темнее ночи, щеки напоминали лепестки розы, груди походили на гранаты, глаза сверкали, веки были полны неги, чело сияло, а лицо было прекрасно, как луна. Точно солнце всходило над челом ее, точно ночь опускалась на волосы ее; мускус мог бы добываться из отвердевшего дыхания ее, и цветы заимствовали у нее свою прелесть и благоухание; луна сияла лишь светом чела ее; ветви деревьев качались, как гибкий стан ее, а звезды сверкали только из глаз ее; луки воинов сгибались лишь в подражание бровям ее, а морские кораллы получали свою окраску от губ ее. И если она сердилась, любовники ее падали на землю бездыханными. И когда она успокаивалась, души возвращались в бездыханные тела. Взор ее очаровывал и подчинял ей весь мир. Это действительно было чудо красоты, она была гордостью своего времени и славой Того, Кто создал ее и довел Свое создание до совершенства.

Полюбовавшись ею и рассмотрев ее во всех подробностях, Сетт Зобейда сказала ей:

— Мир и дружба тебе! Добро пожаловать к нам, о Сила Сердца! Садись и развлеки нас своим искусством и красотою исполнения!

И девушка ответила:

— Слушаю и повинуюсь!

Потом она села и, протянув руку, взяла прежде всего тамбурин, дивный инструмент; и поэт, глядя на нее в эту минуту, мог бы сказать о ней:

О девушка со звонким тамбурином,Тебя услышав, я утратил сердце!Пока перстами ритм ты отбиваешьСвоим напевам, страсть моя поетС тобою в такт, и эти отголоскиВ моей груди торжественно звучат.Но ты пленяешь раненое сердце —

Будь песнь твоя воздушна и беспечнаИли тоски безвыходной полна,Ты все ж до дна к нам в душу проникаешь!О, встань скорей! Отбрось свои покровы,Сорви вуаль и ножкою воздушнойНам протанцуй ты танец наслажденья,Безумия и радости живой!

И когда зазвучал под ее пальцами звонкий инструмент, она пропела, аккомпанируя себе, следующие сочиненные ею стихи:

Сестрицы-птички говорили сердцу,Такой же птичке, раненной глубоко:«О, избегай ты общества людей!»Но я сказала раненому сердцуНесчастной птички: «Сердце, повинуйсяВсегда мужчинам, пусть трепещут крыльяТвои, как веер! Веселее пойСвою ты песнь, коль это им приятно!»