Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Налей мне, виночерпий, старого вина,И моему товарищу налей ты,Которого так нежно я люблю!О драгоценный, сладостный напиток!Как мне тебя достойнее назвать?Зовись же ты напитком новобрачной!

Приходящий все в большее и большее изумление, халиф сказал наконец Джафару:

— О Джафар, клянусь жизнью головы моей! Не знаю, чем должен я всего более восхищаться здесь — великолепием приема или утонченным и благородным обхождением хозяина нашего?! Поистине, это превосходит мое понимание!

Но Джафар ответил:

— Все, что мы видим здесь, — ничто в сравнении с тем, что может сделать Тот, Которому стоит только сказать вещам: «Да будет!» — и они начинают существовать. Во всяком случае, о эмир правоверных, меня более всего восхищает в Халифе твердость и спокойствие речи и совершенство ума. По моему мнению, это указание на счастливую судьбу его, потому что Аллах, распределяя между людьми дары Свои, дарует мудрость избраннейшим и наделяет ею предпочтительно пред благами этого мира.

Между тем Халиф, на минуту удалившийся, вернулся после новых приветствий и добрых пожеланий и сказал халифу:

— Не позволит ли эмир правоверных своему рабу привести сюда певицу, играющую на лютне, чтобы усладить вечерние часы? Во всем Багдаде нет более опытной певицы и более искусной музыкантши!

Гарун ответил:

— Без сомнения, это разрешается тебе!

Халиф встал и, войдя к Силе Сердца, сказал ей, что минута наступила. Тогда Сила Сердца, которая была уже в полном наряде и опрыскана благовониями, завернулась в свой широкий изар и накинула на лицо легкое шелковое покрывало. Халиф взял ее за руку и в таком виде ввел в залу, которая затрепетала от ее царственной походки.

И, поцеловав землю между рук халифа, который не узнал ее, она села неподалеку от него, настроила лютню и заиграла прелюдию, восхитившую всех присутствующих. Потом запела она:

О, может ли вернуть нам время тех,Кого мы любим? О восторг свиданья

С возлюбленным, вкушу ли я тебя?О ночь любви на ложе упоенья!О ночь любви, могла ли бы я жить,Коль на тебя утратила б надежду?

Услышав этот голос, звуки которого были так памятны ему…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Услышав этот голос, звуки которого были так памятны ему, халиф взволновался чрезвычайно, сильно побледнел и, как только отзвучали последние слова песни, упал, лишившись чувств. И все окружили его, наперерыв ухаживая за ним. Но Сила Сердца подозвала Халифа и сказала ему:

— Скажи, чтобы все вышли на минуту в соседнюю залу и оставили нас одних!

И Халиф попросил гостей удалиться, чтобы Сила Сердца быстрым движением сбросила покрывавший ее изар и легкое покрывало, скрывавшее лицо ее, и явилась в платье, совершенно сходном с тем, которое носила во дворце, когда была у халифа. И подошла она к недвижимо лежавшему аль-Рашиду, села возле него, стала опрыскивать его розовой водой, обвевать веером и наконец привела его в чувство.

И халиф открыл глаза и, увидав около себя Силу Сердца, чуть было вторично не упал в обморок; но она поспешила поцеловать у него руку, улыбаясь и со слезами на глазах; беспредельно же взволнованный халиф воскликнул:

— Не настал ли День воскрешения мертвых и не вышли ли умершие из гробов своих, или все это сон?

А Сила Сердца ответила:

— О эмир правоверных, это не День воскрешения, и ты видишь не сон. Я Сила Сердца, и я жива. Смерть моя была мнимой смертью.

И рассказала она ему в коротких словах обо всем, что случилось с нею, от начала и до конца. А потом прибавила:

— И нашим счастьем мы обязаны Халифу-рыбаку.

И, слушая все это, аль-Рашид то плакал и рыдал, то смеялся от радости.

Когда же она умолкла, он привлек ее к себе и поцеловал долгим поцелуем, прижав к груди своей. И не в силах он был вымолвить ни одного слова. И оставались они вдвоем целый час.

Тогда Халиф встал и сказал:

— Клянусь Аллахом, о эмир правоверных, теперь надеюсь, что ты не велишь бить меня палками!

А халиф, совершенно оправившись, рассмеялся и сказал:

— О Халиф, все, что я отныне мог бы сделать для тебя, было бы ничтожным в сравнении с тем, чем мы тебе обязаны! Но все-таки хочешь ли быть моим другом и управлять одною из областей царства моего?

Халиф ответил:

— Может ли раб отказаться от того, что предлагает ему его милостивый господин?

Тогда аль-Рашид сказал ему: