Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Это нелепо, Гассан! Если бы твоя рассудительность равнялась твоей привлекательной наружности, то ты не стал бы колебаться перед ожидающей тебя прекрасной будущностью. Как?! Я желаю тебе счастья, а ты предаешься сомнениям?! — Затем он прибавил: — Впрочем, сын мой, для того чтобы у тебя не оставалось и малейшего сомнения относительно моих намерений, я могу открыть тебе тайны моих знаний и в твоем собственном доме!

И Гассан ответил:

— Да, клянусь Аллахом, это успокоило бы мать мою!

Персиянин сказал:

— Иди же вперед и показывай мне дорогу.

И пошел Гассан впереди, а персиянин за ним; и пришли они таким образом к матери.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ПЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Пришли они таким образом к матери. Гассан попросил персиянина подождать в прихожей, сам же, как молодой конь, скачущий весною по полям, бросился к матери и предупредил ее, что персиянин пришел к ним в гости. И прибавил:

— С той минуты, как поест он в нашем доме, между нами установится хлеб и соль и тебе уже нечего будет беспокоиться.

Но мать отвечала:

— Да хранит нас Аллах, сын мой! Союз хлеба и соли священен для нас, но эти мерзкие персияне, огнепоклонники, развращенные и вероломные, нисколько не почитают его. Ах, сын мой, какое несчастье преследует нас!

Он же возразил:

— Когда ты увидишь сама этого почтенного ученого, ты не захочешь отпустить его из нашего дома.

Она же сказала:

— Нет, клянусь могилой отца твоего, я не останусь в доме, пока будет здесь этот еретик. А когда он уйдет, я вымою каменный пол в доме, окурю его ладаном и до тебя самого не дотронусь целый месяц, чтобы не осквернить себя таким прикосновением. — Затем она прибавила: — Однако так как он уже в доме нашем и у нас золото, им присланное, то я поспешу приготовить для вас обоих еду, а сама сейчас же уйду к соседям.

И пока Гассан ходил за персиянином, она, накупив всего, постелила скатерть и положила на поднос жареных цыплят, огурцы и десять сортов печений и варений, сама же спряталась у соседей.

Тогда Гассан ввел друга своего, персиянина, в дом и просил занять место за столом, говоря:

— Следует, чтобы между нами был заключен союз хлеба и соли!

А персиянин ответил:

— Конечно! Этот союз нерушим! — сел рядом с Гассаном и принялся за еду, беседуя с ним. И сказал он ему: — О сын мой Гассан, клянусь священным союзом хлеба и соли, отныне существующим между нами, если бы я не был одушевлен сильною любовью к тебе, я не стал бы передавать тебе тайн, ради которых мы пришли сюда! — И, говоря это, он вынул из своего тюрбана пакетик с желтым порошком и, показав ему, прибавил: — Ты видишь этот порошок? Ну так вот, знай, что одной щепотки его достаточно для превращения в золото десяти ок[38] меди. И это потому, что этот порошок — не что иное, как квинтэссенция сгущенного и обращенного в порошок эликсира, который извлечен мною из тысячи трав и тысячи веществ, одни сложнее других. И я добился этого открытия путем тяжелого труда, с которым и ты когда-нибудь ознакомишься.

И передал он пакетик Гассану, который принялся так внимательно рассматривать его, что и не заметил, как персиянин быстрым движением достал из своего тюрбана кусок критского банжа и подмешал его в пирожное. И предложил персиянин это пирожное Гассану, который, не переставая рассматривать порошок, проглотил пирожное и тотчас же скатился на пол без чувств головой вперед.

У персиянина вырвался крик торжества, он вскочил на обе ноги и сказал:

— А, прелестный Гассан, сколько лет уже искал я тебя и не находил! Но теперь ты в моих руках, и ты не ускользнешь от меня!

И засучил он рукава, стянул пояс свой и, подойдя к Гассану, перегнул его пополам, голову к коленям, и связал его, руки к ногам. Потом взял он платяной сундук, опорожнил его и уложил в него Гассана вместе с золотом, добытым с помощью алхимических операций.

Затем вышел позвать носильщика, взвалил ему сундук на спину и велел нести к морю, где стоял уже готовый к отплытию корабль.

Капитан, дожидавшийся только прибытия персиянина, приказал сниматься с якоря. И подгоняемый ветром, дувшим с берега, корабль на всех парусах стал удаляться от берега.

Вот и все, что случилось с персиянином, похитителем Гассана и сундука, в котором тот был заперт.

Что касается матери Гассана, то с нею было вот что. Когда она увидела, что сын ее исчез вместе с сундуком и золотом, а платье из сундука было разбросано по всей комнате, она поняла, что Гассан навеки потерян для нее и что приговор судьбы свершен. Тогда предалась она отчаянию, стала бить себя по лицу, разорвала одежды свои, стала стенать, рыдать, кричать, проливать слезы и сказала:

— Увы, о дитя мое, ах! Увы, кровь сердца моего, ох!