К утру дождь успокоился, серая пыль наползла в дом вместо света, в ее мутном мареве всё внутри казалось еще более уродливым и унылым. Крола встал первым, тем более что никакого отдыха ему всё равно не перепало. Спать на сундуке – только маяться, прожариваясь на томительном вертеле бессонницы, изредка проваливаясь в хлипкие топи забвения.
На рассвете провидец осторожно сполз со своего лежака и попытался было распрямиться, он кряхтел, силясь вернуть остов телу, и тихонько присвистывал, затягивая воздух сквозь зубы, – этот болезненный звук мешался в нем с проклятиями в адрес Чертовой развалюхи, что в равной степени относилось и к сундуку, и к дому, и к самому Кроле – в конце концов, провидец проиграл в борьбе с собственным телом за прямую спину и присел отдышаться на краешек стула.
Шего всё еще спал. Его располосованная сажей пятка светлела в печи, как бельмо на глазу. Ночью провидец даже испугался, решив, что змей удрал куда-то, как заяц: в комнате его не было, в доме тоже. Крола выкрикивал его имя, пока Шего не промычал в ответ что-то непонятное – звук шел из печи, где забравшийся к углям змей спал тише, чем язык в горле у мертвого колокола.
Отдышавшись, Крола попробовал вытянуться еще раз, прижал к боку ладонь, вправляя изгиб, наконец распрямился, поднялся со стула и вышел из комнаты. Плаксивый скрип половиц преследовал его по всему дому. Он открыл дверь, отсыревшее дерево которой как будто приклеило к пальцам мокрый плешивый бархат. Провидец брезгливо вытер грязь о край рубашки, усмехнувшись самому себе: с волками жить – по-волчьи выть. На улице он в два шага угодил в грязь, нога лихо проехалась по жиже, и Крола едва не упал, выписав в воздухе чудо-кульбит, – он вцепился в колышек на гнилом заборе и повис на нем всей своей тяжестью, обрушив в результате и клочок изгороди, и себя самого на землю. Спина треснула пополам, а несколько крупных густых капель грязи брызнули в лицо. Крола опустил лоб на забор и так и застыл, как на плоту посреди океана. Чужие шаги заставили его вцепиться в колья, но, как он ни барахтался, не сумел подняться. Новое нервное напряжение сковало его.
– Слепцу неловкость простительна. – Насмешка упала на спину мягче, чем кленовый лист.
– Фу ты, Черт… – Крола с облегчением уткнулся лбом в промежуток между подернутыми мхом досками – к следам на лице у него прибавилось. – Напугал почем зря! Как ты умудряешься прыгать, когда в доме нет ямщика? Никогда этого не понимал, – выдохнул он и вновь завозился на досках. Рае протянул ему руку и помог подняться с земли.
– Благодарю покорно, – съязвил провидец, отирая грязь с живота. – Отвесить бы тебе поклон, да ночь на сундуке меня доконала. – Он поднял глаза на колдуна, и кривая улыбка сползла у него с лица. – Что случилось? – Тут только он рассмотрел Рае. – Ты похож на моль, что вот-вот подохнет.
Темные полосы морщин на лбу колдуна и пятна теней вокруг его глаз были такими темными, словно их краской нарисовали, на разодранном кончике уха раздавленной ягодой запеклась кровь, а левая рука, казалось, вообще не действовала. Но Рае только покачал головой.