Весенний месяц ноябрь. Повести и рассказы. Теория литературы, публицистика

Микола старался обстоятельно отвечать, заглядывался на её красивое лицо, приукрашенное дешёвой косметикой, и вспоминал его, искажённое животной злобой («а ну, линяй отсюда, фраер трясучий!»). И чувство невыносимого, неизбывного одиночества, навалившееся откуда-то изнутри, сковало грудь: потянуло заплакать. Микола скорчился, резко поднялся.

– Ты чего? – испуганно отпрянув, спросила Света, не выпуская его руки.

– Знаешь, забыл, мне ведь нужно срочно на почту… Там переговорный пункт… Надо домой позвонить.

– Ну, тогда пошли вместе.

– А через час в школе кино будет, опоздаешь… Отпусти, видишь, я тороплюсь… Микола осторожно высвободил пораненную ладонь и аккуратно уложил её в карман куртки.

– А почему ты хочешь один?.. – Света растерялась, наигранное выражение слетело с её лица, она огрубела, глаза потускнели, совсем как тогда, в бору… «Думает, наверно, что разонравилась, что надоела, что иду к другой…»

– Я вернусь как раз к началу. Сейчас знаешь, какая очередь у телефона собралась… Чего тебе там париться…

– Ну, раз надо, раз так, иди… А я и не держу тебя!..

Света порывисто встала, повернулась и, застучав каблуками, направилась через шоссе к воротам.

Проводив её взглядом, он побрёл в другую сторону по асфальтовой дорожке, что тянулась параллельно шоссе, мимо деревянных одноэтажных и двухэтажных домов, ограждённых низенькими заборчиками, за которыми теснились кусты, плодовые деревья, крохотные клумбы, засыпанные ранним ноябрьским снегом. За поворотом сошёл на грунт, зашагал под уклон. Аккуратные домики сменились грязными избами; вокруг теснились сараи, от которых несло свиным навозом – это была Слобода. Проезжая каблуками по глинистой грязи, переступая через лужи, он торопливо миновал три ряда домов, что спускались к реке и выбрался на знакомое поле. Было безлюдно – ни души. Наконец Микола остался один: он радостно глядел на зеленевшую, шевелящуюся невдалеке ленту реки, на косогор с возвышавшейся над ним разорённой церковью, – пустой проём колокольни, казалось, мигал ему в тумане.

Вдруг за спиной кто-то свистнул. Микола вздрогнул, скосил глаза. Сквозь густой кустарник вперемешку с метровой крапивой со стороны заброшенного парка продирались какие-то решительные ребята. Одного из них, сгорбленного и короткорукого, он узнал сразу – это был Мерин. Рядом с ним – тоже знакомец. Красномордый.

Парни, обдирая репейник, собирались вокруг Мерина, – тот тыкал пальцем на Миколу, накручивал.

«А, лихi хлопцi…»

Микола растерянно остановился, закашлялся, оглянулся. Было скучно.

Какая вокруг благодать! Как он любил позднюю осень: густой туман, вьющийся над речкой, птичьи стаи, в прощальном круге облетавшие знакомые поля и перелески перед дальней дорогой, пожелтевшую траву, выступавшую из-под тонкого снежного покрова на крутых берегах, шумливые ивы, заигрывающие с ветром…

И тут в глаза ударило нечто яркое и поразительно чистое. Из-за густого слоя облаков выглянуло солнце и пронизало падающие снежинки золотыми нитями. С секунду оно грело землю скудными лучами, а потом исчезло, оставив в душе новое, незнакомое, весеннее чувство.

1982 – 1989 гг.; обработка текста 10–11.06.2017

В регби

I

Уже полчаса играли пятнадцать на пятнадцать. Тренировка тянулась невыносимо долго, и все ждали свистка. Но тренер почёсывал бородку, щурился и топтался у кромки леса, поближе к тени.

Лето догорало. Сверху палило, будто солнце выкладывалось в финишном рывке.

В центре поляны игроки «схватки» затеяли хоровод: вцепились в мяч – зашлёпанную кожаную дыню – и, что есть силы, вырывали его друг у друга из рук, медленно крутясь на одном месте. Вот раздался треск материи: опять у кого-то порвали регбийку.

Марат никуда не успевал: всё время приходилось догонять своих. Вот и сейчас подпирал плечом чей-то зад. Наконец, в гуще «схватки» кто-то поскользнулся и вслед за ним по инерции попадали и остальные. Марат берёгся, отпрыгнул. И вдруг к ногам, замысловато кувыркаясь, выскочил мяч. «Пойду сам!» Робко подхватил, шагнул вперёд, но с боков набросились, повалили на искромсанную шипами землю. Марат выронил ношу, и мяч закувыркался из стороны в сторону, словно заяц, путающий следы. Со всех сторон потянулись к нему жадные руки: кто первый успеет? Мяч забрал Чмяга из команды «соперников», пасанул назад, Пружине. Низкорослый крепыш, «девятка» Пружина, увёртываясь от чужих захватов, помчался к зачётной полосе.

«Растяпа, – обругал себя Марат, вслед за всеми пустившийся в погоню за Пружиной, – мяч хапнул и не отстоял. Теперь из-за меня нам сделают занос!»