Вирус турбулентности. Сборник рассказов

Оцените мужество! Не из наивности, не из неосведомленности: рано поняла, что вся её жизнь – «роман с собственной душой», что «совершенно всё равно, где совершенно одинокой быть». И отдавала: любя, восхищаясь, воспевая более пригодных для реального мира. Возьмите её послания Блоку, Ахматовой, Пастернаку, положите слева от себя, а справа – их стихи, написанные на её смерть. Правда, правая рука – рабочая, а левая – ближе к сердцу? Посылалось им, «попало – в нас». Может, поэтому и не искала помощи: невозможность была – пусть не изначально, выстрадано, но тем непререкаемо – очевидна.

– Что ты молчишь? Ты даже объяснить не можешь почему. И не сможешь. Потому что нет причины, оправдывающей самовольный уход из жизни. Хочу – живу, надоело – ушёл. Слишком просто.

– Понимаешь, она была очень одинока. Держалась до последнего, но однажды силы кончились. А помочь было некому. Помнишь, есть такое: « люди умирают от того, что болеют, и некому их любить». Только болела у неё душа…

– А я что говорю? Душевнобольная. Не для того, чтоб обидеть. Как врач – просто диагноз.

Кате показалось, что у неё заболели разом все зубы, даже так и не прорезавшиеся мудрости.

«Виной всех болезней тела капризная «псюхе», я – лишь яркий тому пример», – она умела себя утешить. Лишь неприкасаемым не рискуют ставить на лоб тавро и вынуждены переиздавать многомиллионными тиражами эпатажно любовные описания собственных экскрементов Дали. Хотя, может, и ему с легкой руки кто-нибудь диагноз пришлепнул, а я просто по необразованности своей не дочитала? Надо будет у Олега спросить, он наверняка в курсе.

– Ты не знаешь, а Дали… чем болел?

– Дали?.. Да тоже шизофреник, конечно, был порядочный. Но мастер! Картины его – гениальны. У меня на стене дома репродукции висят. Собирал из всех журналов.

Вот оно! Вот оно – третье, не предполагаемое ранее.

– Я тоже в школе их отовсюду вырезала. У меня была часть стены над столом… При переезде сняла всю галерею вместе с обоями…

– Ну и где они сейчас?

– Где–то у мамы, так, свёрнутые, в обоях и лежат, – улыбнулась Катя.

– Вот видишь, вот видишь! – Олег почти закричал.

От неожиданности Катя вздрогнула, так и не успев снять с лица улыбку. Этому учили во дворе ещё в первый день самостоятельного, без родителей, «гуляния»: улыбающегося нельзя бить по голове, а то так на всю жизнь и останешься… Кем? Это не уточнялось по малости лет. Теперь она знала.

– Об этом я и говорю. Начать и бросить. Начали – об одном, перескочили на другое. Картины, которые «где-то», друзья, которые «были». Вот что значит это твоё вечное «у меня был друг», позволь спросить. Что значит «был»? Друг, он или есть, или его нет. Если он «был», то он уже не друг и никогда им не был.

– Это опять из желания предоставить свободу каждому. Для меня – друг, а для них… Не знаю. Давно никого видела. Были друзьями, но столько воды утекло. Надеюсь, что мы ими остались, во всяком случае с моей стороны это так, но утверждать, что с их тоже – не могу. Вот и говорю то, в чем уверена.

– От этого шарахания из стороны в сторону всё и идёт: сегодня – друг, завтра – нет; вчера – люблю, сегодня – ненавижу, сегодня – счастлив, завтра – жить не хочу.

– Мы меняемся, люди вокруг нас меняются, и не всегда уже удается совпасть. По существу весь организм мира меняется, все как-то смещается, перемещается. Чтоб проследить как, человек должен быть хотя бы в поле зрения. А мы потерялись.

– Мир неизменен с основания. Другое дело, что не все могут это понять. Тогда, конечно, он каждую секунду для них меняется, и они мечутся и дергаются.

– В том-то и дело, что ею была схвачена его суть, но другая, отличная от твоей и от моей. Ее мир так же беспрепятственно вращался, но ракурс мировосприятия был другой. Стоит его изменить – вся система ценностей перестраивается. И, думаю, она понимала возможность и другого видения, но позицию свою поменять не не хотела, а не могла.

– Гор-ды-ня, – отчеканил по слогам Олег, – Гордыня- основа абсолютно всех пороков и заблуждений.

Диалога не получалось. Спор бил в одни ворота, и Катя силилась найти убедительные слова. Но если слово не раскрывается, как его развернуть, как? Детство души. Книжка без картинок. Для малыша не интересна: ненаглядно, непонятно, мертво. Что с ней делать – неизвестно. Нечто. Ничто. Когда для посвящённого буквы поют, сливаются, переплетаются, предопределяя уникальность каждого слова. Рожденное, оно несёт неповторимое видение предмета, образ: абрис, форму, вкус, цвет; возможность общения, сообщества, ассоциации; родства по корню, мелодике, тайне своего рождения и жизни с себе подобными.