Хотя П. Дорошенко не разорвал свои отношения с Речью Посполитой и даже продолжал поддерживать видимость зависимости от Польско-Литовского государства[1367]
, решающий шаг в определении внешнеполитической ориентации Правобережного гетманства был сделан. Провозглашение Дорошенко на раде гетманом «обеих сторон Днепра» придавало этому решению характер акции, прямо направленной против России. Не все на Правобережье были сторонниками установления османского протектората над Войском Запорожским. Противники такого решения сначала поддерживали Петра Суховеенко, затем их возглавил долголетний уманский полковник Мих. Ханенко. Однако в развернувшейся войне бо́льшая часть правобережных полков поддержала своего гетмана. Единственной реальной альтернативой османской протекции было возвращение под власть Речи Посполитой, чего правобережное казачество активно не желало.На Левобережье сложившееся положение выглядело иначе и по-иному воспринималось. Ф. Бобровича, находившегося в пограничном Лебедине, 26 февраля 1669 г. посетил священник Иван Прокофьев – посланец жителей Полтавы, Зинкова и Лохвиц[1368]
. Письмо[1369], привезенное им, подписали полтавский полковник Константин Кублицкий, от жителей Лохвицы – Григорий Гамалея, от жителей Зинкова – атаман Левко Гавриленко. Они предлагали Феофилу, взяв заложников, срочно приехать к ним на переговоры, чтобы договориться о его поездке в Москву для получения «милости» от царя. В письме говорилось, что «почасту из-за Днепра» к ним присылают «листы», чтобы они не поддерживали отношений с русскими властями, но они не желают обращать на них внимания. В письме читались резкие выпады в отношении «тых многих панов гетманов, которые для щегульнои чести своеи, жоны и дети наши отдавши в вечную неволю, хиба тоже нами тулко самими затыкать хотят». За этими выпадами стояли, по-видимому, реальные события: в начале декабря 1668 г. посланцы киевского воеводы сообщали, что жители Зинкова перебили татарский гарнизон за то, что татары «почали над женским полом насилье чинить»[1370]. Соперничество гетманов вызвало у составителей грамоты такое раздражение, что в письме появились даже слова: «Много бояр у царского пресветлого величества, нехай, хто хочет, гетманит». Составители письма выражали пожелание, «щоб, обравши полковника, так же зоставали под региментом царского боярина, як зостает и сумскии полковник». Эти высказывания, достаточно необычные в устах дороживших автономией «своего» гетманства левобережных казаков, показывают, как сильно было их раздражение тем, что происходило в южной части Левобережья осенью – зимой 1668 г. Вместе с тем очевидно, что составители письма видели выход в установлении на Левобережье русской власти, даже если здесь не будет особого гетманства, а будут такие же порядки, как и на Слободской Украине.Чувствуя опасность, П. Дорошенко стремился ослабить такие настроения. В письме от 26 февраля[1371]
, извещая о созыве рады в Корсуни, он одновременно просил прислать сведения об ущербе, который нанесли на Левобережье татары, и обещал, что посол султана добьется возмещения убытков и возвращения «с миром цесарским» всех угнанных в Крым людей. Были люди, на которых шаги, предпринятые Дорошенко, оказывали действие. Так, один из подписавших разобранное выше письмо, Григорий Гамалея, как известно, принял участие в Корсунской раде. Начавшиеся переговоры с Полтавой были прерваны, так как Феофил Бобрович в начале марта был срочно вызван в Москву[1372]. Однако на раду в Корсуни прибыло очень немного представителей казацкой верхушки Левобережья[1373], и это должно было стать для Петра Дорошенко и его политических планов тревожным симптомом.К весне, после решений, принятых в Глухове и в Корсуни, сложилась ситуация, существенно облегчавшая для казачества южной части Левобережья его выбор. Обозначившаяся четко в Корсуни перспектива перехода украинских земель под османский протекторат вряд ли могла привлечь левобережное казачество. В отличие от казаков Правобережья, у них существовала другая реальная альтернатива – переход под русскую власть. После решений рады в Глухове, устранивших большую часть нововведений середины 60-х гг., эта альтернатива становилась гораздо более приемлемой. Левобережные казаки получили бы в этом случае гораздо больше, чем статус полков Слободской Украины, на который жители Полтавы готовы были согласиться в феврале 1669 г. К тому же по соглашениям в Глухове русские гарнизоны со стоявшими во главе их воеводами должны были оставаться только на северной части Левобережья.
В этих условиях с весны 1669 г. стали обозначаться перемены в политической ориентации полков южного Левобережья.