Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

В отличие от брошюры Анонима, в письме Домбского больше места было уделено доказательству того, что выбор царевича не создает опасности для шляхетских вольностей. Он доказывал, что, напротив, жителей России такие «вольности» привлекают и они хотели бы их приобрести[1483]. Можно ожидать, что после смерти царя, когда встанет вопрос о возведении на трон воспитанного в Польше царевича, «Москва» захочет приобрести такие «свободы» по примеру Великого княжества Литовского[1484]

. Царевич, молодой и неопытный, скоро обучится польскому языку и обычаям и будет лучшим монархом, чем иноземные правители с Запада[1485].

В этих рассуждениях Домбского возродились традиции некоторых течений польской политической мысли последней трети XVI в.[1486]

Как представляется, два фактора способствовали этому. Во-первых, большее знакомство с русской действительностью «бунташного» XVII века отучало от представлений о русском обществе как покорно повинующемся приказаниям свыше. Литовский шляхтич Стефан Медекша с похвалой отзывался о «соляном бунте» 1648 г., когда русские убили злых судей, и после этого суд стал более справедливым[1487]. При встречах жителей России и Речи Посполитой середины XVII века и из уст русских собеседников можно было услышать, что они хотят приобрести польские «вольности»[1488]

. Во-вторых, 60-е гг. XVII в. стали временем резкого роста враждебности шляхты к идущим с Запада чужеземным влияниям. Их проявления видели и в распространении развращенных нравов, и в предпринимавшихся при участии французских политиков попытках ограничения шляхетских «свобод». На этом фоне русское общество стало восприниматься как более простое и здоровое и менее опасное для шляхетских обычаев и «вольностей». Такой известный политик, как A. M. Федро, летом 1667 г. рекомендовал женить вдового Яна Казимира на дочери царя. Иноземные принцессы и их спутники относятся пренебрежительно к польским обычаям, а от царевны и ее спутников этого ждать нельзя, так как в России «polityke polska i wolnosć smakuja»[1489]. Связанные с таким ходом мысли заключения Домбского приведены выше.

Однако такие рассуждения, как убедительно показал 3. Вуйцик, анализируя публицистику времени «бескоролевья», убеждали далеко не всех. К тому же планы избрания царевича встречали противодействие не только со стороны влиятельных кругов в Речи Посполитой – целый ряд европейских держав готов был вмешаться, чтобы силой не допустить Алексея Алексеевича на польский трон.

Уже в январе 1668 г. французский посол Пьер де Бонзи писал Людовику XIV, что французская дипломатия должна призвать соседние с Речью Посполитой государства, прежде всего Швецию, к совместным действиям, чтобы выступить против избрания царевича и «поддержать свободу поляков»[1490]. Летом 1668 г. стали предприниматься уже и конкретные шаги в этом плане. 10 июня П. де Бонзи встретился в Кёпенике с советником курфюрста Шверином. На встрече была достигнута договоренность, что Людовик XIV при английском содействии будет добиваться в Стамбуле выступления султана против выбора царевича. Было также признано желательным, чтобы на границу с Речью Посполитой были высланы шведские войска: это помешает царю выступить с силой в поддержку своего кандидата[1491]. В августе 1668 г. курфюрст Фридрих Вильгельм отправил посольство в Париж с просьбой о помощи, так как царь может отправиться в Польшу «mit einer grossen Armee», чтобы добиться выбора своего сына[1492]. Поскольку донесения дипломатов говорили о том, что царь готов на любые жертвы ради выбора сына, то логично было полагать, что Алексей Михайлович не остановится и перед военным вмешательством, чтобы поддержать его сторонников.