Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

О реакции в Москве на все эти сообщения говорит серия грамот, посланных А. Л. Ордину-Нащокину 25 июля 1668 г. Сообщая главе Посолького приказа, что сейм откроется 25 августа, царь предлагал ему решить, сам ли он поедет на сейм или пошлет на него своих товарищей – И. А. Желябужского и дьяка И. Горохова. Грамота заканчивалась указанием, что следует действовать «без мотчания, чтоб сеймового времени не пропустить»[1513]. Таким образом, в Москве было принято решение пойти навстречу пожеланиям польско-литовской стороны и официально выставить на сейме кандидатуру царевича.

С этой предполагаемой поездкой на сейм было связано одно важное поручение, вызванное тем, что с польско-литовской стороны продолжал подниматься вопрос о переговорах о соединении церквей. В грамоте цитировалось письмо литовского референдаря К. П. Бжостовского, в котором говорилось, что «у королевского величества то в великом есть подивленье, что его королевское величество на грамоты о угоде в божьем костеле писаные, ответом не удовольствован». Так как никаких серьезных переговоров о соединении церквей в Москве совсем не собирались вести, нужно было найти какой-то выход из сложившейся ситуации. А. Л. Ордин-Нащокин должен был сообщить, что патриархи Паисий и Макарий без совета других патриархов «и всего освященного собора» «не соизволяют» вести переговоры с королем по этому вопросу[1514].

Еще не получив ответа, царь 5 августа еще раз обратился к главе Посольского приказа, предлагая организовать поездку на сейм[1515]

.

Несмотря на полученные от Алексея Михайловича недвусмысленные указания, А. Л. Ордин-Нащокин не подчинился царскому указу и выступил против поездки русских послов на сейм. Такое поведение главы Посольского приказа на первый взгляд вызывает удивление. Ведь, как показано выше, А. Л. Ордин-Нащокин принимал самое активное участие в действиях, подготавливавших почву для выдвижения кандидатуры царевича.

Как представляется, можно указать, что именно заставило русского канцлера изменить свои взгляды. 11 июля на пути в Курляндию он получил «вестовые письма» из Риги[1516], среди которых был текст «цесарского вестового печатного листа» с заголовком «из Варшавы июня 29 числа». «Лист» содержал перечень обещаний царя, сделанный им для того, чтобы его сын был избран польским королем. Так, в нем говорилось, что царевич «приняти хощет веру папежскую по том своем избрании». Царь обязывался выплатить жалованье войску и долги Речи Посполитой и внести в ее государственную казну 5 млн., «все взятые земли по последних договорех паки отдати». Наконец, царь обещал, что после его смерти Речь Посполитая будет решать, унаследует ли его сын отцовский трон[1517]

.

По содержанию это сообщение ничем не отличалось от целого ряда подобных, зафиксированных к этому времени в донесениях дипломатов, однако в отличие от бранденбургских или шведских политиков А. Л. Ордин-Нащокин прекрасно знал, что Алексей Михайлович не давал и не собирался давать подобных обещаний. Думается, для него стало ясно, что здесь излагаются условия, на которых магнаты и шляхта готовы были возвести царевича на польский трон. Так как в Москве вовсе не собирались идти на подобные уступки, то поездка на сейм и выдвижение на нем кандидатуры царевича становилась делом не только бесполезным, но даже вредным.

Свои представления о сложившемся положении А. Л. Ордин-Нащокин изложил в отписке, отправленной в Москву в ответ на царскую грамоту[1518]. Отписка начиналась с того, что с отъездом главы Посольского приказа на сейм съезд в Курляндии будет сорван по вине русской стороны, и одна из важных целей переговоров – заключение «вечного мира» между Россией и Речью Посполитой – не будет достигнута, «и вечного мира тем приездом на сейм не сыскать». Но главное заключалось даже не в этом. А. Л. Ордин-Нащокин объяснял царю, что после отречения Яна Казимира Речь Посполитая «за обирание возметца» и станет обсуждать кандидатуру Алексея Алексеевича. В сложившейся ситуации, – доказывал он, – участие в таких переговорах может привести только к вредным последствиям: «Толко прежнему всему утвержению конечное нарушение будет, а вдатца, государь, в то обирание страшно и мыслить, сколько из Великие Росии королевству Польскому будет дать, и вспоминуть, государь, не мочно до свершения вечного миру тому обиранию быть».

Таким образом, русский канцлер считал, что переговоры о выборе царевича не только не приведут к желаемым результатам, но могут быть поставлены под сомнение предшествующие соглашения между Россией и Речью Посполитой. Вопрос о выборе царевича, по его мнению, можно было бы обсуждать лишь в том случае, если между этими государствами был бы заключен «вечный мир», который означал бы, что польско-литовская сторона больше не будет требовать у Русского государства территориальных уступок.