Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Как показано выше, уже после посылки этого документа, в мае, в Москве решили расширить повестку переговоров, попытавшись добиться заключения с комиссарами Речи Посполитой «вечного мира» и дополнительного соглашения о совместных действиях против «бусурман» и вступивших с ними в союз казаков. Следует отметить, что в записках, подававшихся в связи с таким уточнением повестки переговоров, А. Л. Ордин-Нащокин поднял вопрос о заключении союза против «бусурман» и со Швецией[1551], а в докладе царю и думе от 15 мая доказывал, что следует добиваться такого союза, «чтоб в явное соседственное Великой Росии вспоможенье пришли и объявились бы своими людми в украинские места»[1552]. Эти предложения были приняты. Верительная грамота, обращенная к шведским представителям, давала отправленным в Курляндию «великим» послам полномочия вести переговоры о заключении такого союза[1553].

К сожалению, остается неясным, как А. Л. Ордин-Нащокин рассчитывал добиться одновременно и заключения союза со Швецией, и торгового договора, не соответствовавшего интересам шведской власти. Ответ на этот вопрос сильно затрудняется отсутствием в нашем распоряжении посольского наказа. Известно, что перед поездкой А. Л. Ордин-Нащокин «к отпуску своему наказ и грамоты верющие писал себе сам»[1554], но дьяки, как он жаловался позднее, наказ, «удержав у себя, переделывали» и выслали документ, когда глава Посольского приказа был уже в дороге[1555]. Документ, однако, не сохранился. Правда, А. Л. Ордину-Нащокину был вручен также текст его доклада от 15 мая, одобренного думой[1556], но в нем вопросы отношений со Швецией не затрагивались.

Лишь некоторые упоминания в отписках А. Л. Ордина-Нащокина царю позволяют догадываться, в чем мог состоять его замысел. В одной из таких отписок он предлагал «советовать с послы свейскими к желательным их пожитком крепкому овладению Лифлянт»[1557]

. Позднее, осенью 1668 г., он писал, что на съезде шведы могли «за ево царского величества доброхотеньем владеть Лифлянтами от поляков вечно»[1558]. Очевидно, в обмен на изменение условий торговли и договор о союзе против «бусурман» он хотел предложить обязательство русской стороны не поддерживать в будущем притязаний Речи Посполитой на Ливонию. В дальнейшем обстановка, как увидим, сложилась так, что ему не пришлось обращаться к шведам с таким предложением.

Торжественное отправление посольства в Курляндию 26 мая 1668 г. стало важным событием московской жизни. Вместе с послами в дорогу отправился чудотворный образ Спаса, который сам царь и восточные патриархи провожали из Успенского собора в Кремле до Тверских ворот Земляного вала. Статейный список посольства приводит сказанные при прощании с послами слова царя, что «такова великого дела издавна в Великой Росии не бывало»[1559].

На всей подготовке посольства лежал отпечаток большой поспешности. «Великие послы» отправились в дорогу, не имея официального согласия на проведение съезда ни польской[1560], ни шведской стороны. Лишь 16 мая была отправлена царская грамота курляндскому герцогу Якобу, на землях которого должен был проходить съезд, с просьбой принять русских «великих» послов

[1561]. Соответствующие грамоты от герцога послы получили лишь 13 июня, когда они находились в Бронницах на пути в Новгород[1562]. Забегая вперед, следует отметить, что хотя по имевшимся у герцога сведениям послы Речи Посполитой могли прибыть в Курляндию лишь в середине октября, он согласился принять и содержать великих послов до созыва съезда[1563]. Вместе с тем возникли осложнения в отношениях со шведскими властями в Прибалтике.

Из Пскова в Курляндию путь лежал через шведские владения, и 16 июня послы обратились в Ригу с просьбой о разрешении на проезд[1564]

. Положительный ответ из Риги пришел 26 июня, и послы выехали к границе[1565]. Однако провожатый, который занялся бы организацией проезда, прибыл лишь 7 июля, при этом выяснилось, что подвод для перевозки посольства нет и их «готовить не указано», так как «в Ригу к генералу указу о том не прислано»[1566]. Послы были вынуждены ехать в Курляндию «на псковских подводах».

В отписке царю, отправленной 11 июля, А. Л. Ордин-Нащокин винил в происходившем шведского резидента А. Эбершельда, к которому он «многижды посылал, чтоб по отпуске… великого государя грамот в Свею писал в Ригу, ни в чем бы задержания не учинил». В этой связи глава Посольского приказа снова выражал свое убеждение, что от пребывания шведских резидентов в Москве один вред, в частности, потому, что они «не только в свое государство и в-ыные места розсылают вести Московскому государству не к прибыли»[1567].