Дело было, разумеется, не в нерасторопности шведского резидента, которого 23 июля вызвали в Посольский приказ, где ему «выговаривано», что он не позаботился о своевременном обеспечении проезда послов[1568]
. Заявление шведских властей в Риге, что они ничего не знают об организации съезда в Курляндии, было тревожным симптомом, и, думается, это было главным источником раздражения «великого посла».В Курляндии «великим» послам был оказан любезный прием, и 20 июля состоялась встреча «наодине» А. Л. Ордина-Нащокина с курляндским герцогом[1569]
. На встрече герцог сообщил, что ожидает приезда послов из Речи Посполитой «по начинанию сейму, как начнетца в Варшаве сейм в августе месяце»[1570]. Действительно, соответствующими полномочиями послов мог наделить только сейм. По-видимому, именно герцог ознакомил начальника Посольского приказа с документами, говорившими о подготовке властей Речи Посполитой к переговорам. Это была грамота Яна Казимира герцогу Якобу от 29 июня н. ст. с предложением об организации трехстороннего съезда «о торгах и о полону» в Курляндии «в тихом городе»[1571] и написанная на латинском языке его грамота к шведскому королю. В материалах посольства А. Л. Ордина-Нащокина содержится лишь краткое изложение этого документа[1572]. Б. Фальборг не смог найти его текст в шведских архивах. Текст его может быть отчасти восстановлен по ответной грамоте Карла XI[1573]. Грамота шведскому королю была датирована тем же числом, что и грамота курляндскому герцогу. В ней предлагалось выслать шведских представителей на трехсторонний съезд «о безопастве торговом и об уставе пошлин». Съезд предлагалось собрать в середине ноября. По-видимому, в Варшаве рассчитывали, что к этому времени новый сейм закончит работу и даст полномочия представителям Речи Посполитой на переговорах.В июле 1668 г. и от шведского генерал-губернатора из Риги пришло сообщение, что в Стокгольме собрался риксдаг («сейм») «и по сейме, де, послы присланы будут»[1574]
.Приходилось ждать окончания работы двух сословных собраний. Дожидаясь приезда послов Речи Посполитой и Швеции, «великие послы» 23 июля разместились в местечке Новая Рига на Западной Двине[1575]
.Шаги, предпринятые Яном Казимиром, были в известной мере реакцией на настойчивые предложения с русской стороны принять участие в съезде. Трижды – 26 апреля, 18 мая и 18 июня – Алексей Михайлович сообщал Яну Казимиру о назначении русских послов на съезд и выражал надежду на благоприятный исход переговоров[1576]
. Ответ Яна Казимира был осторожен, он сообщал, что ждет ответа от шведского короля, и выражал надежду, что удастся добиться того, «żeby w torgowych sprawach bezprawie nikomu nie działo»[1577].Вопрос о съезде в Курляндии был включен в королевскую инструкцию на предсеймовые сеймики. Король предлагал их участникам решить, нужен ли съезд в Курляндии, и если нужен, то назначить для участия в нем комиссаров, наделив их необходимыми полномочиями[1578]
.Пока шли все эти переговоры, летом 1668 г. определилась позиция шведского правительства по отношению к съезду в Курляндии. К этому времени для шведских политиков стало ясно, что́ предполагается обсуждать на съезде. Следует также принять во внимание, что в июне – июле 1668 г. в Стокгольме уже располагали сведениями о существовании в Речи Посполитой, особенно в Великом княжестве Литовском, достаточно влиятельной «партии», добивающейся выбора царевича на польский трон и не скрывающей своего враждебного отношения к Швеции. В таких условиях шведские представители легко могли столкнуться с общей неблагоприятной для Швеции позицией двух участников съезда. В Стокгольме было принято решение отказаться от участия в съезде. 8 августа было отправлено письмо Яну Казимиру, в котором четко и определенно говорилось, что в таком съезде нет необходимости, так как все вопросы в отношениях между государствами урегулированы договорами в Оливе, Кардисе и на Плюсе[1579]
. Письма соответствующего содержания были отправлены А. Л. Ордину-Нащокину 22 сентября, царю Алексею – 30 сентября[1580].В тот же день, 30 сентября, король Карл XI ратифицировал Плюсский договор[1581]
. Этим еще раз давалось понять, что этот договор окончательно определил условия торговли между государствами. Обращает на себя внимание, что Алексея Михайловича поставили в известность почти на два месяца позже, чем Яна Казимира. Очевидно, опасаясь последствий своего шага, шведское правительство хотело выиграть время для переброски армии из Бремена в Ливонию[1582].В начале осени в русском посольском стане в Курляндии стало нарастать беспокойство. 3 сентября А. Л. Ордин-Нащокин обратился к К. П. Бжостовскому, выражая удивление, что ни шведские, ни польско-литовские представители так и не появились в Митаве, где их давно ждут русские послы[1583]
.