Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Вызывала беспокойство и позиция шведской стороны. Никаких сообщений о том, когда могут прибыть послы из Стокгольма, не поступало, а к великим послам стали приходить известия о появлении в шведских владениях в Прибалтике всё новых отрядов шведских войск[1584]. 17 сентября «великие послы» обратились с письмом к генерал-губернатору в Ригу, выражая удивление, чем вызваны подобные действия, так как у Шведского государства с соседями – «вечный мир». Неплохо было, – говорилось с иронией в письме, – «дати знать, хто имеетца неприятелем быти». В грамоте выражалось удивление, что до сих пор неизвестно, когда прибудут шведские послы, а ведь именно на встрече с ними можно было бы «недружбы и ссоры, которые после Кардиского миру утверждения учинились, умирить»[1585]

.

23 сентября послы получили ответ от рижского генерал-губернатора. Губернатор отвечал, что если Ян Казимир попросит короля о посредничестве на мирных переговорах и «с обеих сторон великие послы для такова великова дела сьедутца», то шведы пришлют посредников, «и буде то не збудетца, и от нас посредником не надобно быть посланым»[1586].

Губернатор, вероятно, уже знал о позиции своего правительства и, давая такой ответ (со ссылкой на то, что Ян Казимир не просил Карла XI о посредничестве), старался выиграть время. Такой ответ не мог удовлетворить Ордина-Нащокина. В своем ответном письме, резко заметив, что он не получил из Риги «правдивого ответу», великий посол обратил внимание на то, что русские власти уже давно (в том числе и через шведского резидента в Москве) сообщали о своем намерении на съезде в Курляндии «в торговых промыслех добрым утвержением без обиды» решить все спорные вопросы. Он выражал удивление, что шведская сторона уклоняется от рассмотрения этого вопроса[1587]

.

В своем ответе от 2 октября генерал-губернатор снова повторял, что король пришлет послов на съезд, когда получит приглашение, а что касается торговли, то шведским купцам в России «чинятца многие обиды» и следовало бы провести расследование»[1588].

Скоро положение прояснилось. Грамота шведского короля Карла XI пришла в Варшаву через несколько дней после отречения Яна Казимира, и решение пришлось принимать официальному главе государства во время «бескоролевья» – архиепископу гнезненскому М. Пражмовскому и собравшимся в Варшаве сенаторам. О том, как проходило обсуждение сложившегося положения дел, почти ничего не известно. З. Вуйцик обнаружил, правда, письмо К. Паца, в котором литовский канцлер выражал свое недовольство тем, что шведы «w tak wielkiej materyji nie chcą komisji, a z nas i z Moskwy ciężkie wymagają cła»[1589]

. Это свидетельство показывает, что предложения А. Л. Ордина-Нащокина вызывали сочувствие литовских сенаторов, чья страна, как и Россия, страдала от шведской таможенной политики. Однако на принятие решения это не повлияло.

О результатах обсуждения дают представление два документа – письма сенаторов, сходные по содержанию, направленные членам боярской думы и А. Л. Ордину-Нащокину 22 сентября 1668 г.[1590] Сенаторы приложили усилия к тому, чтобы возложить ответственность за неудачу съезда на шведов. Направленному в Москву с письмом сенаторов гонцу Ф. Гоишевскому был вручен оригинал грамоты Карла XI, который он должен был показать русским сановникам[1591]

. В грамоте запрашивалось мнение русской стороны, желает ли она проведения двустороннего съезда. Разумеется, в отсутствие шведов обсуждать вопрос об условиях торговли в Восточной Прибалтике не имело никакого смысла. Более существенно было другое. Примас и сенаторы не предлагали мер, с помощью которых можно было бы принудить Швецию к участию в съезде, вообще не выражали желания вырабатывать общую с Россией политическую линию по отношению к этой стране.

Таким образом, еще до получения русской стороной официального ответа от Карла XI стало ясно, что трехсторонний съезд в Курляндии не состоится. 6 октября А. Л. Ордин-Нащокин направил новое письмо генерал-губернатору в Ригу. В письме говорилось о том, что теперь на русской стороне «малая надежда» на дружественные, добрососедские отношения со шведами. Русскими предложениями о созыве съезда «возгнушались, учинити того не захотели»[1592].

Неудача важного внешнеполитического замысла была для русского канцлера тем более обидной, что подтверждала правоту не его, а дьяков Посольского приказа, сомневавшихся в успехе съезда в Курляндии. Эту неудачу глава Посольского приказа был склонен связывать с действиями шведского резидента в Москве. Уже летом 1668 г. он писал в Москву, что жители Ливонии, с которыми он сталкивался на пути в Митаву, «нынешних съездов опасны», ждут от них дурных последствий, и был убежден, что «такие ссоры принесены с Москвы» от резидента[1593]. Он был так уверен в этом, что в уже упомянутом письме от 23 сентября он убеждал губернатора, что не следует верить резиденту, который своей «непотребной службой» вызывает «ссоры»[1594].