Еще сообщая царю о выполнении его «указа» относительно Гомеля, Брюховецкий жаловался на запорожцев, которые «пишут… ласкосердно», а на самом деле «злое мыслят»[569]
. С тревогой гетман писал, что из Запорожья на Полтавщину вышел большой отряд казаков и распространились слухи, что они «ради того вышли по совету всего Войска Запорожского», чтобы «поимати» самого Брюховецкого. На Левобережье росло недовольство населения увеличением поборов, последовавшим за проведением переписи. Кроме того, как сообщал в Москву Ив. Свиязев, посланцы Дорошенко распространяют слухи, что царь готов уступить Левобережье Речи Посполитой, и поэтому «жители в великом сумнении и шатости»[570]. В таких условиях 18 июля в Переяславе началось восстание против гетманских властей и поддерживающих эти власти русских воевод. Еще до начала восстания 17 июля Брюховецкий писал царю, что «заднепряне» не намерены соблюдать соглашения и ждут к себе нового хана вместе с Ордой для похода на Левобережье. Поэтому он просил скорее прислать к нему на помощь войска[571].Находившиеся в походе казаки Переяславского полка убили полковника, перебили старшин и затем напали на русский гарнизон в Переяславе. Когда это нападение закончилось неудачей, а «большой город» в Переяславе выгорел от пожара, восставшие стали лагерем в Гелмазове в 26 верстах от Переяслава и оттуда «послали… к Дарашенку и к татаром, чтоб они шли к ним на помочь»[572]
.Против восставших был направлен «товарищ» киевского воеводы кн. Константин Щербатов с бо́льшей частью стоявшей в Киеве армии[573]
. Быстрое выступление войск в поход способствовало тому, что восстание не распространилось на всю территорию Переяславского полка[574]. Вместе с тем в руках киевских воевод оказались все новые свидетельства того, что Дорошенко намерен воспользоваться этими событиями, чтобы распространить свою власть на Левобережье. Очень скоро в руках киевских воевод оказался «лист» Дорошенко главе восставших Максиму Хоменко, в котором тот был назван «полковником Войска Его Королевской Милости Запорожского», в нем сообщалось, что гетман выступает на помощь восставшим. Он обратился и с воззванием к жителям Левобережья уже из Черкас 29 июля 1666 г., выражая свое удовлетворение тем, что Переяславский полк «здоровое зачал дило» и что Бог его «до соединения и прежное преводих любви з нами братерское». Он обратился с письмом и к каневскому полковнику, предложив присоединиться к переяславцам и прибыть к нему в Черкасы[575]. Как сообщал посланный на Правобережье лазутчик, на помощь восставшим были направлены крупные военные силы. Днепр перешли казаки Уманского, Кальницкого и Черкасского полков. Сам Дорошенко, – как сообщал лазутчик, – «стоит в Черкасех, а которые, де, казаки и которая сотня придут и того ж, де, часу отправляет за Днепр»[576].Когда К. Щербатов выступил в поход, он столкнулся не только с восставшими, но и с войсками Дорошенко; после долгого боя, продолжавшегося несколько часов, К. Щербатов вынужден был вернуться 2 августа в Переяслав, не подавив сопротивления противника[577]
.При таком повороте событий положение левобережного гетмана стало непрочным. Очевидно, догадываясь о причинах начавшихся волнений, он приказал прекратить работы по переписи населения[578]
. Как сообщал И. Свиязев, гетман снова просил прислать войска, так как без них ему против восставших «итить не с ким и не смеет, потому что и сами то б его, взбунтовав, ныне не убили»[579]. 9 августа было принято решение отправить на Украину войска во главе с Ю. Н. Барятинским[580].В такой обстановке были составлены новые инструкции («статьи»), которые повезло послам доверенное лицо царя, подьячий Приказа Тайных дел Ю. Никифоров. «Статьи» начинались с указания, что на комиссаров следует оказать давление, чтобы они, «пострашась, приступили к скорому совершению нынешнего посольского дела». Для этого им надо сообщить, что А. Л. Ордин-Нащокин должен будет в скором времени направиться на переговоры со шведами. Одновременно давались указания об условиях возможного соглашения по украинскому вопросу. Так, в качестве первой уступки можно было бы отказаться от лежащего за Днепром Канева, если комиссары будут стоять «з большим упорством», то можно отказаться и от земель Киевского воеводства, а «по самой последней мере» уступить «уезд Киевской», удержав под властью царя только сам Киев с округой на расстоянии 5–6 верст, «что в тех верстах, – пояснялось в статьях, – остались благочестивые монастыри». Последняя фраза исходила едва ли не от самого благочестивого Алексея Михайловича. Это был, однако, уже предел возможных уступок. «А Киев, – указывалось в статьях, – против поименованных верст на перемирные лета чтоб одноконечно устоять в государеву сторону». Позднее в тексте черновика была сделана приписка: «Тако ж и Запорогам и Кременчюку быть в государеве ж стороне»[581]
.