К концу августа положение сторон на новом этапе переговоров определилось. Стало окончательно ясно, что «рокош» в Речи Посполитой закончился. 31 августа А. Л. Ордин-Нащокин получил из Риги печатные куранты с подробным изложением условий соглашения, завершившего гражданскую войну[586]
. В тот же день на встрече с «великими» послами комиссары заявили, «что, де, в государстве их было меж людми неуспокоенье и развратье, и то, де, у них все усмирилось»[587]. Это означало явное улучшение позиций Речи Посполитой на переговорах. В этом же направлении влияли на позицию сторон события, происходившие в конце лета на Левобережье. Правда, комиссары сообщали, что когда восставший Переяславский полк, к которому присоединились полки Лубенский и Прилуцкий, обратился за помощью, то в помощи было отказано, а находившимся на Украине татарам дали 20 тыс. талеров, чтобы они ушли в Крым. Одновременно они заверяли, что и хан, и Дорошенко будут соблюдать соглашение о прекращении огня[588], но обнаружившаяся непрочность русских позиций на Левобережье, несомненно, ослабляла позицию русской делегации на переговорах и давала комиссарам определенные средства давления на партнера. Неслучайно миролюбивые заверения комиссаров стали перемежаться угрозами. Так, на уже упоминавшейся встрече 31 августа, например, они заявили, что «казаки заднепрские к отчизне своеи возвращаюца и отыскивать им своего есть кем»[589], а сообщая, что хан не будет нарушать мир, добавили, что в случае войны хан обещал поддержать Речь Посполитую всеми своими войсками[590]. Неудивительно, что в новых условиях комиссары категорически отказались идти на уступки по вопросу об Украине.Давая общую характеристику положения в поданной царю записке, А. Л. Ордин-Нащокин отмечал, что добиться соглашения на предложенных русской стороной условиях невозможно – если даже его и заключить, оно не будет утверждено сеймом. Комиссары доложат результаты переговоров сейму, и тогда дело может дойти до войны. Речь Посполитая не может «войск держать без дела, и так, де, государство много лет от войск разоряетца». Он предлагал заключить договор, «хотя на одной Северской земле в нынешнем польском разрушении», так как потом положение может измениться к невыгоде для России. Ливонская война начиналась удачно, а потом пришлось вести мирные переговоры под Псковом. Указывал «великий посол» и на опасность союза между Речью Посполитой и Крымом[591]
.Текст записки показывает, что предпринятые комиссарами шаги оказали нужное воздействие на руководителя русской делегации. Насколько реальны были его опасения, что Речь Посполитая может разорвать переговоры и возобновить войну? Такие опасения испытывал не только Ордин-Нащокин, но и страдавшая от войны литовская шляхта. Уже упоминавшийся неоднократно Ю. Щит в письме от 7 августа н. ст. писал, что король «с царем его милостью воевать хочет… такова наша пагуба от того короля». Получив такие известия, – писал Щит, – «все воеводства и поветы писали до их милости панов комиссаров своих, чтоб с покоем к нам возвратились», но не получили ответа[592]
. Подобные сообщения, конечно, также влияли на А. Л. Ордина-Нащокина. Насколько они соответствовали действительности?Как выяснил З. Вуйцик, некоторые из комиссаров по окончании «рокоша» были действительно сторонниками возобновления войны, но в Варшаве были приняты иные решения. Рада сената, собравшаяся 14 августа н. ст. пришла к заключению, что продолжение войны невозможно («imposibilitatem dalszego prowadzenia wojny») и следует ограничиться военной демонстрацией литовской армии, чтобы показать якобы готовность к такой войне. Следует угрожать русским представителям возможным союзом с Крымом и Швецией, но если такие шаги не подействуют, придется согласиться на уступку Смоленщины, Северской земли, а наконец, и Левобережной Украины[593]
. Зная содержание наказов русским представителям, можно констатировать, что уже в августе 1666 г. была налицо реальная основа для заключения того соглашения, которое было позднее заключено в Андрусове.