Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Особое упоминание Кременчуга было связано с ясно определившимся весной – летом 1666 г. стратегическим значением пункта, лежавшего у важных переправ через Днепр. Очевидно, в Москве рассчитывали сделать Днепр линией обороны, отказываясь от того, чтобы удерживать лежащие за этой рекой территории, еще признававшие за собой власть Брюховецкого. Это обстоятельство, готовность пойти на такие уступки, ясно говорит о серьезной заинтересованности русского правительства в заключении мира. Сопоставление с инструкциями по тому же вопросу, относящимися к апрелю 1666 г., показывает, что если весной 1666 г. были какие-то расчеты удержать за Россией более или менее значительные территории на Правобережье, то к концу лета, очевидно, стала осознаваться нереальность таких планов. При этом учитывались, помимо реальной ситуации на украинских землях, некоторые итоги переговоров в ином аспекте. В записке А. Л. Ордина-Нащокина, подводившей некоторые итоги этого этапа переговоров, говорилось, что послы неоднократно говорили комиссарам «о соседцкой недружбе» и что необходимо «от таких жестоких сосед общими войсками Украину и порубежные места оберегати», тогда и «лехкомысленные люди, разумеючи козаки своевольные, вечно здержались бы и в послушании были», но комиссары на это постоянно отвечали, что у Речи Посполитой врагов нет и ни в чьем сотрудничестве она не нуждается, «а казаки украинные… придут к послушанию, а где еще упрямые обретаютца, и тех отчизна их ко успокоенью приведет»[582]

.

На Украине складывалась ситуация, когда возникала необходимость совместных действий против Дорошенко и его татарских союзников, но комиссары упорно отклоняли предложения о сотрудничестве. Как представляется, предлагая эти умеренные условия соглашения, царь и его советники могли рассчитывать на то, что в этом случае всё же удастся договориться о подобном сотрудничестве.

Следует также отметить, что эти решения были приняты в условиях, когда в Москву поступали сведения о «рокоте», рисовавшие положение дел как очень благоприятное для Любомирского. Помимо приведенных выше высказываний Юстиниана Щита, можно привести и оценки самого А. Л. Ордина-Нащокина. Он писал, что когда заключалось соглашение о прекращении военных действий, опасались, что оно может повредить Любомирскому, но эти опасения не оправдались, «и ныне к Любомирскому все корунные и литовские войска безгласно в совет о своих земских всяких делах, надежнее прежнего, вперед не страшась войны, идут»[583]

. Правда, к августу 1666 г. «рокош» завершился новым соглашением, но в Москве об этом еще не знали. 14 августа сюда поступило очередное известие Юстиниана Щита с сообщением о битве под Монтвами, где Любомирский разбил королевскую армию, и победители не только «никого живьем не имали», но и после сражения «за их злодейство всякое тела начальных людей копьями кололи»[584]

. Однако такие сообщения не побудили русских политиков попытаться навязать польско-литовской стороне более жесткие условия договора. Очевидно, и Москве мир был очень нужен.

На эту сторону дела следует обратить внимание, так как в книге 3. Вуйцика, основанной, главным образом, на донесениях комиссаров, обстановка на переговорах описывается постоянно как критическая, близкая к разрыву, чреватая скорым возобновлением войны[585]. Знакомство с русскими документами показывает, что речь должна идти о субъективных оценках комиссаров, а не о реальном положении дел.

Стоит отметить обращенное к послам изложенное в категорической форме требование, чтобы Киев обязательно остался в составе Русского государства. Разумеется, благочестивый царь не хотел отдавать в руки «иноверных» святыни, находившиеся в Киеве и его округе, о чем в статьях было определенно сказано. Были, разумеется, и другие важные причины добиваться того, чтобы город, считавшийся историческим центром всей Руси, остался под русской властью. Настойчивость, проявленная в этом вопросе составителями инструкций, означала, что в будущих переговорах вопрос о судьбе Киева должен выйти на первый план.