Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

Причины перемен в поведении комиссаров стали ясны для «великих» послов в тот же день, 11 декабря, когда они получили отписку киевского воеводы П. В. Шереметева. Воевода сообщал, что стоящие с войсками у разных городов Правобережья татарские султаны отправили послов к королю, предлагая, «совокупясь с ним, королем, идти под Киев в нынешних скорых днях». Это само по себе было чревато серьезной опасностью, но еще большую тревогу должно было вызывать другое содержавшееся в отписке сообщение – что хан выступил из Крыма «и стоит за Белой Церковью»[646]. А. Л. Ордин-Нащокин оценил сложившуюся ситуацию как опасную, чреватую очень неприятными последствиями для Русского государства. Несомненно, мимо его внимания не прошло то важное обстоятельство, что на его неоднократные просьбы прислать войска в пограничные города, чтобы оказать давление на представителей Речи Посполитой, в Москве не реагировали, очевидно, из-за недостатка реальных сил. Прочность русских позиций на Левобережье также вызывала у него сомнение. Проведение здесь переписи для обложения населения налогами он считал грубой ошибкой, которая приведет к тяжелым последствиям. «А тамошние люди, – писал он царю в одной из своих отписок, – и от польского короля многою кровью отбивались, чтоб жить в своеи воле… и то Королевству Полскому к повороту многая помочь»[647]

. О пессимистической оценке положения в Киевской земле говорит другая его записка, где читаем, что «тамошнее житье в великом оскорблении и там такие великие замешанины со всех сторон и порушение к християнским кровям»[648].

«Великий» посол и ранее считал, что следует принять те условия, на которые соглашается Речь Посполитая, но теперь он еще сильнее утвердился в правильности этого решения и стремился убедить в необходимости такого решения царя. При этом использовались самые разнообразные аргументы[649]

.

Как и ранее, одним из главных доводов в пользу такого решения было то соображение, что условия мира должны быть приемлемы для партнера, это – единственная гарантия прочности мирного соглашения, иначе его «в свое время не здержат». К этому добавлялись указания на опасность польско-шведского союза. Шведский посол на сейме предлагал заключить такой союз, направленный против России. На сейме «посольства его не приняли», ожидая заключения мирного соглашения, но если оно не будет заключено, положение может измениться.

Сведения А. Л. Ордина-Нащокина были точными. Решение направить шведское посольство в Варшаву было принято весной 1666 г. перед началом новых русско-шведских переговоров на р. Плюсе, и посол должен был предлагать не только оборонительный, но и наступательный союз. Эта миссия рассматривалась как акт давления на русское правительство. Кроме того, в Стокгольме полагали, что выдвижение предложений о союзе может помешать заключению русско-польского мирного договора, и это также ослабит позицию русской делегации на переговорах на Плюсе[650]

. Некоторые особенности инструкций указывают на то, что воевать с Россией Швеция не собиралась. Не случайно в инструкциях послу указывалось, что он должен поддерживать сношения со шведскими представителями на Плюсе и действовать в зависимости от исхода русско-шведских переговоров и новых приказов из Стокгольма. Кроме того, в инструкциях опять повторялось требование, чтобы договор о союзе был одобрен сеймом, а это было мало реально в условиях, когда продолжался конфликт между королем и шляхтой и в шведском правительстве видели одного из союзников короля. Неслучайно в инструкции Яна Казимира комиссарам от 15 августа указывалось, что «szwedzka liga wielkie by miala na sejmie oppositiones»[651]. Вероятно, именно поэтому на сейме 1666 г. вопрос о союзе со Швецией обсуждался в кругу сенаторов, но так и не был вынесен на рассмотрение посольской избы[652]

.

Конечно, А. Л. Ордин-Нащокин не мог знать намерений шведского правительства, которое он не без оснований считал враждебным России, но о конфликте шляхты с Яном Казимиром и о подозрительном отношении шляхты к планам польско-шведского союза к концу 1666 г. он был достаточно информирован. Как представляется, он закрыл глаза на эти факты, чтобы найти важный аргумент в пользу заключения мира.

Ряд других аргументов был связан с оценкой положения на Юге. Он указывал, что, пользуясь «бессилием» поляков «в том их междоусобии» и тем, что война между Россией и Речью Посполитой не закончена, Османская империя и Крым постараются утвердиться на украинских землях. «А не дай Бог слышать, – писал он, – вскоре учинитца от Каменца Подольского турок». Разрыв переговоров в этих условиях выгоден только хану и султану. Эти соображения были правильными. Можно утверждать, что «великий» посол предвидел, как в дальнейшем будут развиваться события[653]. Однако из этого вовсе не следовало, что нужно добиваться мира с Речью Посполитой ценой всё новых уступок.