Отправившись в путь, В. Бауш был 15 июля в Митаве, где герцог принял его «з болшою честью» и обещал содействие[746]
, а в августе он уже был у курфюрста в Берлине. В отличие от политиков Вены и Мадрида курфюрст уделил русскому посланцу, несмотря на его невысокий ранг (В. Бауш был переводчиком Посольского приказа), самое серьезное внимание, несколько раз встретившись с ним на тайных аудиенциях, во время которых говорил не столько посланец, сколько курфюрст. Такое внимание было связано с тем, что курфюрст был серьезно обеспокоен планами возведения на польский трон французского принца с помощью насильственного переворота. Фридрих Вильгельм хотел бы заручиться поддержкой царя в борьбе с осуществлением этих планов. Он объяснял посланцу, что Речь Посполитая заключит с Россией «вечный мир», если царь «тайным обычаем» окажет помощь полякам «против тех насильников вольности их»[747]. Стараясь вызвать и в Москве беспокойство по поводу возможного развития событий, он сообщил посланцу, что отказался пропустить через Восточную Пруссию французское войско, направлявшееся в Польшу якобы для ее защиты от «басурман».Как отметили исследователи, изучавшие прусскую запись переговоров, В. Бауш выражал беспокойство, что под давлением османов Речь Посполитая может разорвать Андрусовский договор[748]
. Сообщения курфюрста делали такую перспективу вполне реальной. В октябре, встречаясь с Б. Радзивиллом в Кенигсберге, встревоженный посланец просил, чтобы Богуслав Радзивилл и его сторонники добивались сохранения мира «и французских замыслов и турских прихотей не допустили»[749]. Б. Радзивилл заверил, что Великое княжество Литовское будет добиваться сохранения мира, но одновременно сообщал, что Ян Казимир под давлением французских дипломатов намерен вскоре отречься от престола[750]. Таким образом, итоги миссии могли зародить в Москве серьезные сомнения в надежности союзника в будущем противостоянии с Османской империей.Знакомство с посольскими наказами показывает, что цели посольств, направлявшихся во Францию и Испанию, не ограничивались чисто политическими задачами. Знакомство с наказом посольству П. И. Потемкина показывает, что посольство в Испанию преследовало и другую цель, связанную с иным большим планом А. Л. Ордина-Нащокина. Глава Посольского приказа рассчитывал, что, действуя совместно, Россия и Речь Посполитая сумеют сломить установленный Швецией в Прибалтике барьер, отделявший купечество России и Великого княжества Литовского от прямых связей с купечеством Западной Европы, и откроют прямой доступ своим купцам по балтийскому пути на европейский рынок. Для такого выхода следовало обеспечить благоприятные условия, заинтересовав в контактах с русскими купцами и в торговле с Россией европейские государства. Для А. Л. Ордина-Нащокина всё это должно было иметь важное не только хозяйственное, но и политическое значение, так как, по его убеждению (о чем подробно пойдет речь в одном из следующих разделов), именно взаимовыгодная торговля являлась наиболее надежной основой для дружественных отношений между государствами.
Посланники должны были предложить в Мадриде не только установить дипломатические отношения, но и принять меры для развития торговли между странами. Посланники должны были предложить испанским купцам приезжать в Архангельск «и в иные города, где кому случится приехать» и обещать, что у них «торговля с русскими людьми будет повольная»[751]
.Ответ на эти предложения был благоприятным. Королева разрешила испанским купцам ехать в Архангельск «со всякою свободою» и обещала, что если русские купцы приедут в Испанию, то им «во всех городех будет всякая повольность и свобода»[752]
. Сведения, собранные П. И. Потемкиным о роли торговли в жизни испанского общества, не давали больших оснований надеяться, что испанское купечество активно займется торговлей с Россией. В завершавшей его статейный список подробной характеристике положения дел в Испании П. И. Потемкин отметил, что испанцы «домостройные люди, ноипаче всего домашний покой любят, в иные земли для купечества мало ездят», а сама торговля находится в руках поселившихся в Испании голландцев, «и промыслы и торги у них в Ишпанской земле великие»[753]. Посланники, по-видимому, учитывали возможность того, что русские купцы могут посещать Испанию, – вероятно, не случайно они указывали в своем статейном списке местные цены на треску, свежую и соленую семгу[754], но сами же они указывали, что в Испанию гораздо лучше ехать не из Архангельска, а из портов Прибалтики[755], а возможность такого путешествия зависела от того, удастся ли сломать барьер, установленный в Прибалтике на пути русских купцов шведскими властями при поддержке купечества ливонских городов.