Вокруг света за 80 дней (Around the World in 80 Days)

Each delay filled him with hope, for it became more and more probable that Fogg would be obliged to remain some days at Hong Kong; and now the heavens themselves became his allies, with the gusts and squalls.	Всякое опоздание было ему на руку, так как оно могло заставить мистера Фогга задержаться на несколько дней в Гонконге. Словом, небесные стихии со шквалами и бурями были козырями в его игре.
It mattered not that they made him sea-sick - he made no account of this inconvenience; and, whilst his body was writhing under their effects, his spirit bounded with hopeful exultation.	Правда, ему немного нездоровилось, но какое это имело значение! Он не обращал внимания на тошноту, и, хотя его всего корчило от морской болезни, в душе он испытывал огромное удовлетворение.
Passepartout was enraged beyond expression by the unpropitious weather.	Легко себе представить, с какой нескрываемой яростью встретил это испытание Паспарту.
Everything had gone so well till now!	До сих пор все шло так замечательно!
Earth and sea had seemed to be at his master's service; steamers and railways obeyed him; wind and steam united to speed his journey.	Земля и вода, казалось, покорно служили его господину. Пароходы и поезда слушались его. Ветер и пар объединялись, чтобы содействовать его путешествию.
Had the hour of adversity come?	Неужели теперь пробил час разочарований?
Passepartout was as much excited as if the twenty thousand pounds were to come from his own pocket.	Паспарту не находил себе места, словно сумму в двадцать тысяч фунтов предстояло выплатить из его кошелька.
The storm exasperated him, the gale made him furious, and he longed to lash the obstinate sea into obedience.	Буря раздражала его, шквал приводил в бешенство, и он охотно высек бы это непокорное море!
Poor fellow!	Бедный малый!
Fix carefully concealed from him his own satisfaction, for, had he betrayed it, Passepartout could scarcely have restrained himself from personal violence.	Фикс заботливо скрывал от него свое удовлетворение и хорошо делал, так как, если бы Паспарту догадался о его тайной радости, сыщику пришлось бы пережить несколько неприятных минут.
Passepartout remained on deck as long as the tempest lasted, being unable to remain quiet below, and taking it into his head to aid the progress of the ship by lending a hand with the crew.	В продолжение всего шторма Паспарту не покидал палубы "Рангуна". Он не мог оставаться внизу; он карабкался на мачты, помогая матросам, и удивлял весь экипаж своей обезьяньей ловкостью и проворством.
He overwhelmed the captain, officers, and sailors, who could not help laughing at his impatience, with all sorts of questions.	Сотни раз он задавал один и тот же вопрос капитану, офицерам, матросам, которые не могли удержаться от смеха, видя растерянность честного малого.
He wanted to know exactly how long the storm was going to last; whereupon he was referred to the barometer, which seemed to have no intention of rising.	Паспарту хотел наверняка знать, сколько времени продлится буря. Его отсылали к барометру.
Passepartout shook it, but with no perceptible effect; for neither shaking nor maledictions could prevail upon it to change its mind.	Он тряс его, но ни толчки, ни оскорбления, которыми он осыпал безответный барометр, не помогали: тот и не думал подниматься.