Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

В конце XIX века два писателя создали повести, действие кото­рых разворачивается в странно похожих условиях. Пассажиры собрались на палубе речного судна, и один из них развлекает других рассказами о своих приключениях в очень дальних кра­ях. В повести Джозефа Конрада яхта бросает якорь на Темзе, в повести Николая Лескова пароход идет по Ладожскому озеру. Хотя пассажиры на обоих судах одинаково слушают, задают воп­росы и дивятся услышанному, рассказчики двух историй очень разные. Марлоу — капитан торгового флота, проведший жизнь в южных морях, — вспоминает о плавании вверх по реке к сер­дцу Африки. Флягин — знаток лошадей, монах непонятного ста­туса — рассказывает о пеших и конных путешествиях по Евразии. Для русской литературы сухопутные странствия так же важны, как морские путешествия для английской. Но повествования в обоих знаменитых текстах, «Очарованный странник» Лескова (1873) и «Сердце тьмы» Конрада (1899), происходят на пресной воде, и оба все время упоминают великие реки. Две эти повести были и остаются популярными в своих традициях — нацио­нальных, имперских и постколониальных. Читая их одновре­менно, видишь глубокие их особенности, выявляемые сходства­ми и контрастами. В этой главе я предложу свое прочтение этих повестей, сопоставляя их с двумя менее известными сочинени­ями тех же авторов, которые служат автокомментариями к ним.

Здесь был мрак

Глядя на Темзу, Марлоу в повести Конрада воображает себе римскую колонию на ее берегах:

331

...вчера здесь был мрак... край света... Море свинцовое, небо цвета дыма... Песчаные отмели, болота, леса, дикари... Кое- где виднеется военный лагерь, затерявшийся в глуши как иголка в стоге сена. Холод, туман, бури, болезни, изгнание и смерть1 (11 — 12).

Марлоу не интеллектуал, он матрос. Однако историю ново­го колонизатора, Курца, он начинает с его очень древней гене­алогии. Далекая ретроспектива характерна для Конрада; она вдохновлена той романтической версией гегелевского исто­ризма, которая была популярна в Польше в годы его юности, может быть, начиная с его краковской школы (Niland 2010). Смотря на Темзу и думая о Конго, рассказчик описывает рим­лянина, который приехал в Англию, «чтобы поправить свои дела». Чем бы этот римлянин ни промышлял в Англии (уж точ­но не слоновой костью), он нужен Марлоу, чтобы оценить раз­личия между двумя колонизациями, старой и новой. «Нас спа­сает сознание целесообразности», — говорит он с иронией (оригинал использует более интересное слово: «efficiency», «эф­фективность»). Новейшую колонизацию «искупает только идея». За исключением этих двусмысленных фраз, античный колони­затор в описании Марлоу всем похож на своего современного коллегу:

Он высадился среди болот, шел через леса и на какой-ни­будь стоянке в глубине страны почувствовал, как глушь смыкается вокруг него... В эти тайны не могло быть посвя­щения. Он обречен жить в окружении, недоступном пони­манию, что само по себе отвратительно. И есть в этом ка- кое-то очарование, которое дает о себе знать. Чарующая сила в отвратительном (12).

1

Конрад Дж. Сердце тьмы и другие повести / Пер. А. Кривцовой. СПб.: Азбука, 2011 (далее страницы даны в тексте). 

332

Здесь, на берегах Темзы, колонизованные стали колониза­торами. Марлоу в деталях рассказывает о своей попытке спас­ти эффективного агента Курца, который «собрал, выменял, вы­манил или украл слоновой кости больше, чем все агенты, вместе взятые» (34), а потом сошел с ума на Центральной стан­ции. Хотя вся повесть — о добыче слоновой кости, в ней нет слонов. Курц не охотник, он доставляет «ископаемую кость», которую добыли и собрали «негры». Секрет Курца в новом, творческом способе заставить туземцев добывать и доставлять ему товар: он превратил торговлю в ритуал. Туземцы его «бого­творили», он «принес с собою гром и молнию.... он был стра­шен... вожди каждый день его навещали. Они пресмыкались» (100—103). Создавая это чудо коммерческой магии, Курц во­оружал местные племена, натравливая их одно на другое. Око­ло жилища Курца Марлоу заметил отрубленные головы, для примера врагам сохнувшие на кольях.