Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Ситуация, в которой жили польские дворяне Коженевские и рос будущий писатель Конрад, была столь же характерной для Российской империи, сколь непосильной для традиционных дихотомий, выработанных колониальной историей и переня­тых постколониальной теорией. Как польский подданный и политический ссыльный, его отец был жертвой российской колонизации; как поляк, управлявший имением, в котором ра­ботали украинские крестьяне, он сам был колонистом, даже колонизатором. Как польский писатель и революционер, он был героем национально-освободительной борьбы против империи; как студент-ориенталист Санкт-Петербургского Им­ператорского университета, он учился корпусу знаний, кото­рый способствовал власти над российскими колониями: соуче­ником Коженевского был Василий Григорьев (см. главу 8). Джон Мак-Клур утверждал, что «Конрад одновременно был ту­земцем колонизованной страны и принадлежал к обществу колонизаторов». Из британских писателей такого двойного опыта не имел больше никто: «Конрад достиг того, к чему стремились такие авторы, как Киплинг: с другой стороны уви­деть стену, окружающую колониальную территорию» (McClure 1981:92; Fleishman 1967). Многоуровневый опыт рос­сийского колониализма, в котором колонизатор и колонизу­емый часто менялись ролями, дал Конраду его стереоскопиче­ское зрение. Саму идею прогресса — ту самую «идею», в которую верил Марлоу, — Конрад воспринимал как колониальное заво­евание, героями которого были люди, подобные Григорьеву и Курцу: «Прогресс оставляет на пути своих мертвецов, ибо про­гресс — это всего лишь большое приключение... поход в нео­ткрытую страну; а в таком предприятии с жертвами не счита­ются» (Conrad 1921: 156).

Героем молодого Юзефа, любителя арктических историй, был сэр Джон Франклин, командир британской экспедиции на судах «Эребус» и «Террор». В 1845 году эта экспедиция отпра­вилась на поиски Северо-Западного прохода между Гренланди­ей и Северной Америкой. Потом корабли исчезли, и их искали,

336

но не нашли. В 1859 году сэр Леопольд Мак-Клинток возглавил поисковую партию, которую финансировала вдова Франклина, леди Джейн. На одном из островов Мак-Клинток обнаружил за­писку, оставленную экспедицией Франклина на листе из судо­вого журнала. Записка заканчивалась словами «Все идет хоро­шо». Второе послание, оставленное год спустя на полях того же листа, сообщало, что «Эребус» и «Террор» затерты во льдах и ко­манда покинула их (Conrad 1926:15—16). Эскимосы видели, как матросы ели трупы, и археологические находки подтвердили эти рассказы о каннибализме среди умирающих британцев (Keenleyside et al. 1997).

Книга Мак-Клинтока о том, как он искал следы экспедиции Франклина в арктических морях, стала любимым чтением мо­лодого Юзефа. «С тех пор я перечитывал ее много раз, — писал Конрад, — детали этой истории отправили меня в романтичес­кое путешествие по внутреннему миру человека, открыли во мне вкус к тому, чтобы разглядывать карты». В эссе «География и некоторые исследователи» Конрад противопоставлял путеше­ствия в южные моря, куда людей гонит «дух предприниматель­ства, жажда наживы» — другим путешествиям, что «свободны от этого пятна». Примеры последних — путешествия на север, в арктические страны, подобные экспедиции Франклина, «чьи помыслы были чисты, как воздух этих высоких широт». Повзрос­лев, сам Конрад стал больше интересоваться югом и наживой, чем севером и чистотой; и все же, писал он, «не стоит предпола­гать, что меня больше не интересуют полярные страны» (Conrad 1926:14,17, 21). В «Сердце тьмы» Марлоу повторяет вслед за ав­тором: «Когда я был мальчишкой, я страстно любил географи­ческие карты... В то время немало было белых пятен на Земле... Помню, одним из таких мест был Северный полюс. Впрочем, я там не бывал и теперь не собираюсь туда ехать. Очарование ис­чезло» (14). В сознании Конрада память об отце все еще соеди­нялась с холодным, жертвенным воздухом высоких широт.

Рассказ Марлоу, во всем остальном тропический и связан­ный с наживой, начинается с упоминания о Франклине и его

337

кораблях, которые тоже вышли из устья Темзы. Названия кораб­лей — «Эребус» и «Террор» — предвосхищают развитие собы­тий в рассказе Марлоу. Греческий бог Эреб — сын Хаоса и оли­цетворение тьмы. Террор, по-русски «ужас», достигает кульминации в последних словах умирающего Курца: «Ужас! Ужас!» Спасательная экспедиция Марлоу, искавшего Курца, противопоставлена необыкновенной истории Мак-Клинтока, искавшего Франклина. В конце повести Марлоу солгал невес­те Курца; Мак-Клинток не утаил страшной правды от вдовы Франклина. Марлоу подозревает африканцев в каннибализме, что разгневало некоторых критиков (Achebe 2001), и это тоже было связано с историей экспедиции Франклина.

В «Сердце тьмы» много раз упоминается Темза, где эта исто­рия была рассказана, но ни разу не называется река Конго, где происходит действие рассказа. Точный в географических опи­саниях, Конрад тут намеренно ограничивается самыми общи­ми словами — «река», «тьма», «земля»: