Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Свежий колониальный опыт Грибоедова помог ему понять смысл происходившего в Парголове. Со времен Рюрика про­шла почти тысяча лет, а два племени все не перемешались обы­чаями и нравами. Дворянину из Санкт-Петербурга крестьяне этой контактной зоны кажутся «странными», «невнятными», даже «дикими». Ближнюю поездку за город Грибоедов описы­вает так, будто это путешествие в далекую страну. Романтичес­кому путешественнику нравятся девушки в лентах и бусах; он любуется движениями и песнями благородных дикарей; он знает, что неправильно понимает смысл этих песен и ритуалов. Пришелец мечтает соединиться с туземцами, но с печалью при­знает, что это невозможно. На Кавказе Грибоедов тоже попадал в такие ситуации, но его скорая женитьба на грузинской княж­не покажет, что в истинно экзотической стране культурная пропасть была преодолима. Но Парголово не Тифлис: экзоти­ки в деревне не было, была только пропасть. Цивилизованные финны живут поблизости от Парголова, а дикие тунгусы — да­леко в Сибири, но у обоих народов больше шансов попасть в имперскую элиту, чем у русских крестьян, утверждает Грибое­дов. Контраст географической близости и культурной дистан­ции не мог быть более резким. Пространство ничего не значит в империи, где социальные расстояния длиннее географичес­ких, которые тоже огромны. Там, внутри империи — в местах, подобных Парголову, — билось сердце тьмы.

Коренного населения тут не было. Некогда принадлежавшая Швеции и населенная финнами, эта пригородная земля была заполнена переселенцами, которых пригнала империя, чтобы обслуживать и кормить столицу. Не вдаваясь в детали, Грибо­едов предположил, что этих крестьян привели сюда со «свя­щенных берегов Днепра и Волги», даром что эти берега почти так же отстоят друг от друга, как от берегов Невы. Булгарин, со­провождавший его в Парголово, уточнил, что местные кресть­яне были переселены из «внутренних российских губерний» пятьдесят лет назад, в царствование Екатерины (1830:155). Оба проявили этнографический интерес к этим переселенным кре­стьянам, а Грибоедов намеренно насытил свою притчу эроти­ческими намеками, что было типичным для нарративов о кон­тактной зоне (Pratt 1992).

В этих коротких заметках о коротком путешествии за город чувствуется острое недовольство. По формуле Грибоедова, рос­сийскому дворянству не удалось стать истинными европейца­ми потому, что оно было чуждо собственному народу. Знаток истории, Грибоедов понимал, что именно эта чуждость и опре­деляет механизм имперской власти в России. Кроме как в греш­ные свои минуты, элита не смешивалась с простолюдинами, потому что сегрегация была для нее залогом самосохранения. Неспособность его спутников-дворян, русских и не русских (Булгарин был поляком), понять сельский праздник и принять в нем участие превращает их всех в «поврежденный класс полу­европейцев». Грибоедов считал, что истинно европейская эли­та должна быть теснее соединена с народом. Но он, наверно, помнил, как за несколько десятилетий до него, накануне рево­люции, его французские коллеги-писатели отмечали тот же раскол между собой и народом. Дворяне, писал аббат Сийес (Sieyes 2003), — «изолированный народ», «чужестранцы» в соб­ственной стране, где «третье сословие — все».

Трясясь в пыли между Петербургом и Тифлисом, Грибоедов задумал масштабный проект, который мог бы изменить судьбу империи. В 1828 году он подал в правительство план учрежде­ния Российской Закавказской компании, спланированной по образцу британской Ост-Индской компании. План Грибоедо­ва включал переселение тысяч крестьян из центральных губер­ний на Кавказ, чтобы создать там новые колонии, десятки но­вых Парголовых. Образцом для российской колонизации Кавказа должна была стать британская колонизация Северной Америки. Но американские колонии уже добились свободы от британской метрополии, и российское правительство, при­стально следившее за событиями в Америке, видело в этом но­вые причины для беспокойства за судьбу Кавказа и Сибири. По этой или другой причине, но проект был отвергнут, а Грибое-

169

дов получил назначение послом в Персию. Он был убит в Теге­ране толпой мусульман, разгромившей российское посольство в 1829 году, меньше чем через год после его женитьбы на гру­зинской княжне.

Имперская меланхолия