Задержи дыхание и другие рассказы

В русскоязычной версии советской поры не упоминается ни о благочестии, ни о бедности. Советские дети должны были расти атеистами, рассуждения о вере из старых книг вырезались. Девочка просто идёт в лес, и всё. Старушка просит дать ей ягод, девочка делится с ней, а взамен получает волшебный горшочек. Советское государство следило, чтобы дети не голодали, поэтому, по крайней мере официально, бедности не существовало. О голоде в сказке речи не шло, но даже взыскательный цензор не имел никакой власти над повседневной жизнью, а та всегда вращалась вокруг необходимости вырастить и собрать урожай, заготовить или как-то иначе раздобыть еду. Еда была главной заботой и взрослых, и детей; и контекст сказки указывал на голод. Мы прекрасно ощущали, каким чудом был подарок старой женщины, но вместо нравоучительной сказки, в которой девочка в награду за своё благочестие избавляется от тяжёлых лишений, мы, советские дети, становились свидетелями сомнительной сделки, в которой незначительный добрый поступок приносит девочке исключительный приз.

Перечитывая историю за обедом и заедая каждое предложение ложкой гречневой каши с грибами, мой сын пропускает слово «благочестивый», но хочет уточнить, что значит быть бедным.

– Разве ты не знаешь?

– «Бедный» значит, что у них нет денег. А на самом деле?

Он смотрит на картинку, где девочка и мать сидят за деревянным столом, глядя друг на друга через пустую столешницу.

– Им нечего есть, – объясняю я. – Девочка, наверное, очень проголодалась, вот и пошла в лес по ягоды.

– Смотри, – показывает он, – видишь их одежду? А вот плита, стол, стулья. И дом!

– Представь, что они крестьяне и в этом году ничего не выросло. Ну да, дом и плита есть, но готовить на плите нечего.

– Если бедные, у них нет дома, – настаивает сын.

– В книге сказано, что они бедные. Поэтому девочка идёт в лес.

– Ягоды я люблю больше каши. – Звучит так, будто он хочет сменить тему, но я-то понимаю, о чём он думает. У девочки есть то, что она любит, значит, жизнь не так уж плоха и она не такая уж бедная. – Противная каша, – говорит сын и отодвигает тарелку.

Как обычно, я не позволяю себе расстраиваться. Моя бабушка назвала бы его избалованным. Ему никогда не приходилось и пальцем пошевелить, чтобы на тарелке появилась еда. А я никогда не показываю, что переживаю, если он отказывается есть мою стряпню. Он растёт в иных условиях – у него на пороге мир изобилия, и, чтобы подготовить к нему сына, я должна терпеливо ждать, пока он научится делать собственный выбор. На самом деле он любит гречку; это один из немногих продуктов, которые он вообще ест. Раз в месяц я тащусь в русский магазин на другом конце города за крупой.

– Так ты думаешь, девочка сделала неудачный обмен? Ты бы взял ягоды?

– Её обманули, – решительно подтверждает он.

Позже вечером, когда он уже спит, я, стоя над раковиной и доедая остатки, раздумываю над тем, какое разнообразие трактовок таится в книжках, особенно в сказках. Чем больше я думаю об этой истории, тем отчётливее вспоминаю, что тогда, в детстве, сама с подозрением относилась к поступку девочки: похоже, она догадалась, что старуха может дать ей что-то необыкновенное. Какой бы хорошей девочкой она ни была, а с ягодами расставаться тяжело. Я бы не смогла. Лес рядом с домом, где я проводила лето, был высокий и тёмный, и ягодных мест мало. Чаще всего наткнёшься на них, когда большая часть кустов уже обобрана; проведёшь целый день на карачках, а толку – полкорзины, и под конец страшно ломит тело и чешутся комариные укусы. Ну уж нет. Я бы оставила ягоды себе. Зачем мои ягоды старухе-волшебнице? Тут взрослые, несомненно, хитрят. И горшочек тоже. Попадись мне в руки волшебный горшочек, я бы не стала показывать его маме – всё равно не поверит, – а спрятала бы его под кровать и ела кашу, когда захочу. Виноватой я бы себя, наверное, чувствовала, зато как хорошо бы мне спалось на сытый желудок!

Секрет

Большую часть праздника девочка провела у себя в комнате, стоя на коленях перед диваном и уткнувшись головой в подушку. Там за стенкой отмечали её день рождения. Когда пришло время резать торт, несколько взрослых по очереди заходили за ней. В ответ они слышали: нет, она не хочет торта. Нет, она не хочет задувать свечки, четыре дурацких свечи, которые снова зажгутся уже после того, как она их задует, и будут зажигаться снова и снова, пока не превратятся в огарки, чтобы все дети, пришедшие на праздник, тоже могли подуть. Нет, она не станет загадывать желание, потому что оно всё равно не сбудется, потому что свечи можно зажигать только один раз. Нет, она не хочет, чтобы ей пели «С днём рождения тебя», как поют всем именинникам, желая счастливого дня рождения, неважно, счастливый он или нет.