По-русски мне явно не хватало выразительных приёмов. Попыталась писать по-английски и, восстанавливая сцены и диалоги, споткнулась на том, как трудно «распаковать» фактуру, наполнить её присущим моей героине словом на чужом языке. Просидела за работой неделю-другую и поняла, что у меня получается очередная страшилка: советскую власть Надежда Васильевна, конечно, не любила, а сталинскую – ненавидела, но для меня важно было другое. Интересно было сохранить попадавшие в её речь расхожие штампы (да и невозможно их выкинуть как примету времени), но они не должны были заслонять образ женщины со своеобразным ходом мысли, народной смекалкой (Голова!), чувством юмора и бесшабашностью, с которой она встречала повороты судьбы.
Надежда Васильевна горевала, что ей не удалось унаследовать культуру предков: казаков по отцу и фабрикантов по материнской линии (их убили, а имущество конфисковали до её рождения); однако врождённая сила характера помогла ей найти собственный путь, стать прекрасным педагогом, воспитать детей и учеников. Знакомая ситуация для многих, похожая на истории эмигрантских семей позднего советского периода, которым отъезд ещё раз поломал ветви родового дерева.
В какой-то момент тема эмиграции заслонила мне все другие темы – тем временем Надежда Васильевна скончалась.
Литература не в силах воскресить человека, и всё же я вернулась к своим черновикам. Эти наброски начатого и теперь вряд ли уже возможного романа, рассказанного от первого лица, на основе материала, подаренного мне Надеждой Васильевной, – не только дань памяти. В наше переменчивое время я испытываю потребность хотя бы пунктирно «протанцевать от печки», от одной из моих «печек». Повторяя это слово, я представляю себе деревенский дом, кирпичные печные бока, прикасаясь к ним спиной, ощущаю родное тепло, покой и защищённость, а потом это чувство ускользает, но я цепляюсь за слово, кажется, оно хранит следы телесных прикосновений…
В тот незабываемый питерский вечер, когда, полулёжа на диване, Надежда Васильевна рассказывала о себе, погода резко испортилась. За окном сверкнула молния, полил дождь. Я не спешила уходить, а Надежда Васильевна, кажется, повеселела.
– Под грозу лучше вспоминается, – бросила она вскользь.
Мы, люди моего поколения, не умеем говорить о себе. Казалось бы, столько всего пережили, но рядом с нами всегда были те, кто пережил ещё больше, чьи страдания и вообразить трудно. Не хочется вспоминать всё это на старости лет. Да и зачем? Всё давным-давно пройдено, передумано, сказано; о войне написано не один раз, о сталинской бойне – тоже. Моя судьба, судьба моих родных и близких ничем по большому счёту не отличается от доли миллионов обычных советских семей, разбросанных режимом по огромной стране и уничтоженных по одному. Сейчас имя Сталина всё чаще появляется на телеэкране и в газетах, о нём снова говорят как о великом главнокомандующем, который спас отчизну от немецко-фашистских захватчиков. Молодым наскучило слушать о преступлениях Сталина, а машина власти движется по своим нечеловеческим законам и выплёвывает штампованные заголовки, написанные языком старых советских газет. Интонации и выражения такие знакомые, будто проросли сквозь поколения. Люди прислушиваются к ним, послушно кивают и верят: да, действительно, разгромил немцев, спас страну, быть может, так и надо, держать нас в ежовых рукавицах, вить из нас верёвки, иначе никак, сами мы ни на что не способны.
Как защититься от этого бесконечного вранья? Можно ли поверить себе, своим глазам, своей правде? Когда мне не спится по ночам и я, лёжа на диване, слушаю, как тополь бьётся ветками о стекло, мне кажется, что ничто не изменилось, что где-то продолжается моё довоенное детство – такое, каким мне хотелось бы его видеть. Вот-вот папа и мама постучатся в дверь и позовут завтракать, папа будет жарить яичницу, а мама вынет из печи яблочный пирог. Младшая сестра Катенька уже сидит за столом и болтает ногами. Мама повязала ей белый бант, и Катенька то и дело трогает макушку, проверяет, на месте ли он. Какой у нас нынче праздник? А-а-а, Наденьке исполнилось десять лет! Поздравляем тебя, Наденька, желаем тебе жить долго и счастливо, поменьше болеть и продолжать играть на пианино, ведь музыка сможет утешить тебя в трудную минуту. И учиться на отлично, тогда ты сможешь поехать в Ленинград и поступить в консерваторию, выйти замуж и родить нам крепких и здоровых внуков, которые скрасят наши дни на старости лет.
Анна Михайловна Бобылева , Кэтрин Ласки , Лорен Оливер , Мэлэши Уайтэйкер , Поль-Лу Сулитцер , Поль-Лу Сулицер
Приключения в современном мире / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези / Современная проза / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы