Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Необычайно высоко вознёсся авторитет драматического театра. Язык взаимопонимания с БДТ имени Горького (ныне имени Товстоногова) нам привили институтские годы. Такие спектакли, как «Три сестры», «Варвары», «Три мешка сорной пшеницы», «Мещане», перекраивали сознание. БДТ утвердил себя в качестве кафедры честного слова. У ленинградцев появился умный, воздействующий на развитие души собеседник. Из всех искусств театр первым вышел на прямой и всесторонний диалог со зрителем. Высокий, бескомпромиссный уровень спектаклей был актом уважения к уму и достоинству человека.

Проморгав передозировку свободы в театральном искусстве, власть спохватилась и вернулась к практике запретов. Массу придирок вызвало режиссёрское прочтение «Римской комедии» Зорина. Спектакль был снят с репертуара. «Горе от ума» Георгий Александрович Товстоногов предварил эпиграфом из Пушкина: «Чёрт меня догадал родиться в России с умом и талантом». Эти слова были написаны на полотне размером полтора на два метра, подвешенном над сценой. Под угрозой того, что спектакль запретят, эпиграф заставили снять.

И всё-таки от общественной правды, от правды человеческих чувств отвернуть театр было уже невозможно. Курс на подлинность, выношенный в утробе советского общества, был взят театром бесповоротно. А болея за судьбу любимого театра («разрешат – не разрешат»), зрители вовлекались в общую борьбу.

Дерзанием, азартом энергии нас завоёвывали и покоряли москвичи. Спектакли Ю. П. Любимова по пьесам Брехта, Чернышевского, Вознесенского устанавливали непременность связи ума и совести человека. Молодёжь тогда говорила: «Таганка наполнила нашу юность смыслом». Переосмысляя даже такую пьесу, как «Платон Кречет» Корнейчука, перепрочитывая драматургию Мольера, Тургенева, творил художественные чудеса А. В. Эфрос, выявлявший скрытые приводные ремни человеческой натуры.

Всероссийское театральное общество (ВТО), тесно связанное с театрами Ленинграда, с Театральным институтом, организовывало бесплатные просмотры премьер, на которые приглашались актёры, режиссёры, художники и театроведы. Какое-то количество билетов выделялось даже для участников художественной самодеятельности. В Ленинграде неукоснительно соблюдалась традиция ВТО приглашать на эти просмотры старых актёров из Дома ветеранов сцены. Главный режиссёр Театра комедии Н. П. Акимов оставлял для них, как для самых почётных гостей, первый ряд партера и, выходя перед спектаклем на сцену, обращался к ним с особым приветственным словом. Атмосфера на просмотрах бывала, как правило, домашняя, благодарная и приподнятая.

При том же ВТО (переименованном теперь в Союз театральных деятелей – СТД) проводились заседания секции критиков, на которых обсуждались опубликованные в газетах и журналах рецензии на спектакли. Там же проходили волнующие встречи с московскими гостями: режиссёрами А. В. Эфросом, П. Н. Фоменко, Питером Бруком, театроведами Н. А. Крымовой, И. Н. Соловьёвой и многими другими. На эти мероприятия было трудно попасть. То были не лекции, не семинары, а доверительные беседы талантливых режиссёров и критиков с разбуженной, готовой к осмыслению всех нюансов профессии аудиторией. Дом актёра регулярно приглашал на капустники, где блистали остроумием A. Белинский, С. Юрский, чета М. Б. и Ю. Г. Аптекманов, З. Шарко, B. Ковель, В. Татосов, В. Дорош и другие. Позже капустнический век продлевал изобретательный и талантливый Вадим Жук. Одним словом, в стенах своего дома Союз театральных деятелей создал совершенно особый климат умного уюта городской театральной жизни.

Мы – «6-А» – оставались верны театру, любимому институту, нашим педагогам, своему «Лицейскому дню» 19 марта и друг другу. Все браки сокурсников – Лары Агеевой, Али Яровой, Лены Фроловой, Михаила Пятницкого, Евгения Биневича, Марины Тимченко, Лёвушки Резника, Нели Вексель, Бори Смирнова – были заключены по любви. Как довод в пользу исключительности этих союзов в пяти семьях сокурсников подрастали редкостные по красоте и таланту дети.

Встречались мы в последующие годы уже семьями. И бесконечно многим в сохранении связей обязаны нашей старосте, самоотверженной Любаше Смирновой. В течение многих и многих лет она в буквальном смысле слова ежедневно обзванивала всех нас, держала в курсе всего, что происходило у каждого, помнила все дни рождения – не только наши, но и всех наших родных. Благодаря нашей старосте мы не потерялись ни во времени, ни в тяготах повседневности.

Мы с Володей оставались вписанными в этот светлый и довольно замкнутый круг однокашников. Если возрастной отрыв на чём-то и сказывался, то разве что на охранительном отношении к друзьям из младшего поколения:

О своём я уже не заплачу,

Но не видеть бы мне на землеЗолотое клеймо неудачиНа ещё безмятежном челе.

Силы это заклинание Анны Ахматовой, увы, возыметь уже не могло, поскольку на наших глазах вызревали и ужесточались новые по духу процессы политической жизни.